Четвертая Беты
Шрифт:
— Маран, — Дина осторожно коснулась его руки, — а может, и не надо, чтобы они узнали? Зачем? Что это изменит? Погибшие все равно уже не вернутся.
Маран остановился.
— Дина! — сказал он удивленно. — И это говоришь ты? А память о погибших? А их честь?
— Надо двадцать пять раз подумать, прежде чем совершать опрометчивые поступки, — хмуро заметил молчавший до того Дор. — Можно ведь необратимо подорвать авторитет власти.
— Кому нужен авторитет, основанный на лжи и крови? Вам? Мне — нет!
— Послушав тебя,
— Что ты этим хочешь сказать? — спросил Маран.
— То, что сказал. Люди, которые ни в чем не замешаны, люди, которые потеряли мужа, как Дина, или брата, как я, готовы все забыть, а ты — ты, который весь был в этом дерьме, теперь хочешь быть чище всех?
Маран побледнел от бешенства. Дан увидел, как судорожно сжались пальцы его рук, по привычке наполовину засунутых в узкие карманы, казалось, сейчас он ударит Дора, но он сдержал себя усилием воли, резко повернулся и пошел прочь. Дина рванулась было за ним, но Поэт поймал ее за руку.
— Не надо. Он справится сам. — И Дору: — Зря ты так.
— Нет, не зря, — сказал Дор упрямо. — Сколько прошло месяцев с тех пор, как он трепался о необходимости поддерживать авторитет власти и о рабстве бакнианской души? А теперь вдруг стал считать рабов за людей, да? Чистеньким хочет быть — он!
— Откуда эта злоба, Дор? — изумленно спросила Дина. — Нельзя так. Это не по-дружески.
— Это просто не по-человечески, — рассердился Поэт. — Чего ты от него хочешь, не понимаю.
— Я хочу, чтоб он не забывал, кем служил у Изия…
— А он и не забывает, — оборвал его Поэт.
— Как тебе не стыдно, Дор? — горестно сказала Дина. — Он спасал людей. Он сохранил картины Лея и бесценные реликвии из дворца Расти… я говорю только о том, что касается лично меня…
— Спасал, верно. Одного из ста, а остальные? Да и то, сначала он должен был очухаться. Когда это произошло? Год назад, два, пять? Только не говорите мне, что в самом начале, тогда он просто не пошел бы в Охрану… Пусть пять лет! А что было до того? Что он успел натворить? Небось служил верой и правдой!
— А ты, конечно, во всем разобрался сразу? — спросил Поэт зло. — В первый же день, как Изий пришел к власти, ты взглянул на него и определил, что он убийца и скот. Так?
— Я — нет, но…
— Какое еще «но»? И я — нет. И он — нет. Ошибся человек, понимаешь ты, ошибся! Оставь ты его в покое, ему и без тебя тошно.
— Не оставлю. Я не хочу, чтоб он всех развенчал, а сам благополучно остался в стороне. Это нечестно.
— А он и не собирается оставаться в стороне, — вмешался Дан.
— Вот как? — издевательски процедил сквозь зубы Дор. — Может, он еще и в отставку подаст?
Поэт и Дан переглянулись.
— Ладно уж. Поднимемся к Дине, просветим этого обормота, — предложил Поэт.
— Это меня, что ли? — воинственно спросил Дор.
—
Маран явился домой под утро. Дан не спал, лежал в темноте, оставив дверь в смежную комнату открытой. Он скорее угадал присутствие Марана, чем услышал его. Беззвучно отворилась входная дверь, Маран прошел к себе в спальню, отдернул занавеску, распахнул окно, все это совершенно бесшумно, Дан только увидел его силуэт в голубоватом свете Мины… Рэта уже зашла, но меньшая из лун, Мина, висела низко над горами… Какое-то время Маран стоял, глядя в небо, потом повернулся к стоявшему под окном рабочему столу, открыл бутылку карны, налил себе, выпил — как всегда, ни звона стекла, ни шума льющейся струи, и сел в кресло у стола. Долго сидел неподвижно, потом, наверно, протянул руку, до Дана донесся первый звук — протяжный голос струн ситы.
Когда после долгого мучительного разговора у Дины они с Поэтом и Дором пришли сюда… Дор рвался объясниться… Марана на квартире не оказалось, не было его и в служебном кабинете, им удалось найти только сердитого Мита, который сказал в сердцах:
— Все, хватит, завтра подаю заявление, пусть меня освободят и пошлют охранять реликтового дракона. Менее хлопотно.
— От кого? — поинтересовался Поэт.
— Что?
— Дракона, спрашиваю, от кого охранять?
— От экспедиций, от кого же еще… Как я устал, всемогущий Создатель!
— Но ты ведь можешь его вызвать, не так ли? Разве у тебя нет с ним связи?
— Могу, но… — Мит замялся.
— Но?
— Да я уже вызывал.
— И что?
— Выругался. Сказал, чтобы без дела не смел приставать.
— Подцепил какую-нибудь красотку и пошел утешаться, — констатировал Дор. — Ладно, подождем.
Было далеко за полночь, когда терпение Дора лопнуло.
— Он будет развлекаться, а мы сидеть до утра? Благодарю покорно. Я хочу спать. Поэт, идешь или остаешься?
Поэт пошел с ним, в дверях задержался, обернулся к Дану.
— Скажешь Марану… или нет, не надо ему ничего говорить, — он снял с плеча ситу, отнес ее в смежную комнату, служившую Марану и спальней, и домашним кабинетом, и положил на рабочий стол.
Дан не выдержал.
— Маран, — сказал он вполголоса, — не бери в голову.
— Не спишь? — Маран прошел к нему в комнату и сел в кресло напротив. — Понимаешь, если б это был не Дор… Мы ведь знаем друг друга с детства.
— Но на какое-то время вы ведь порвали друг с другом, нет?
— Да. Не тогда, когда я пошел в Охрану… Наверно, после смерти Мастера? Нет, даже чуть позже, когда меня назначили Начальником спецотдела… Да, было. Но ведь с Поэтом мы не утратили способность понимать друг друга…
Он умолк. Дан боялся заговорить и боялся промолчать, он не ожидал от Марана откровенности, скорее, холодной гордости, и теперь не знал, как вести себя дальше.
— Что ты решил? — спросил он наконец.