Четвертая пуля [Похищение. Четвертая пуля. Пусть проигравший плачет]
Шрифт:
Клид поморщился и прошел в комнату Дравиля в противоположном конце квартиры.
Та была похожа на комнату холостяка. Всюду валялись книги. Сценарий фильма лежал открытым на прикроватной тумбочке. Клид вспомнил, что говорила Жюльетта Дравиль об их отношениях. В этом смысле она не лгала. Они жили совершенно раздельно, как два незнакомца под одной крышей. Это слишком заметно по комнате.
Пробили настенные часы. Пять очень долгих ударов. Завод подходил к концу, вскоре они должны остановиться.
Бой напомнил Клиду о времени. Вернулась усталость. Он задумался
Ящики стола Дравиля не были закрыты на ключ. Они оказались переполнены фотографиями женщин, письмами, сувенирами. Да, порядок явно не был главным качеством коллекционера любовных приключений. Клид все сбросил в один пакет и сунул себе под мышку. У него не было времени разбираться на месте и он не чувствовал угрызений совести от того, что озадачит Винсена.
Больше ничего интересного в комнате не было. Клид прошел через малый салон, направляясь в прихожую. Казалось, Жюльетта Дравиль сверлит его глазами, полными страха. Именно рядом с этой дверью, где накануне он оставил ее в обмороке, находился убийца в момент, когда нацелил свое оружие. Клид представил себе эту сцену. Жюльетта, парализованная страхом, отступала до тех пор, пока не натолкнулась на софу. Сраженная пулей, она упала на нее, удержанная от падения на пол изгибом спинки.
Ему было неприятно встречать ее взгляд. Бросив сигарету в пепельницу, он принялся осматривать рану. Пуля была пущена мастерски — первое, что пришло на ум; с небольшого расстояния. Оружие среднего калибра. Клид подумал, что Бертье вряд ли подобрал гильзу. Это не казалось ему особенно важным, но он все же принялся искать ее. И быстро нашел: гильза закатилась под секретер. Калибр оказался 7,65, — он положил гильзу в карман, погасил свет и вышел на лестницу, ограничившись тем, что захлопнул дверь за собой.
Он не чувствовал ни малейшего сожаления о Жюльетте Дравиль. Если бы Вернье мог знать, как все произошло, удовлетворение, которое он испытал бы при этом, оказалось бы большим подспорьем врачам, борющимся за «небольшой шанс», о котором говорил доктор Батю.
Клид вздрогнул. Он знал, что его старый друг солгал Вере.
II
Клид с трудом пришел в себя. Где-то звонил телефон. Он подумал, что скорее всего это в бюро Веры и вспомнил, что придя, забыл переключить линию на себя. Он быстро поднялся, надел халат и побежал к телефону. Звонил Клер. Голос его был заметно мрачен.
— Скажи, старина, что за дела? Я видел ребят, бывших на службе с десяти до полуночи вчера вечером в секторе Итальянской заставы. Ничто не заметил зеленой машины. Я был на других выездах, тоже мимо. Что, Бертье и его подружка растворились в воздухе?
Клид резко осадил его.
— Ты думаешь, что они осветят свой путь яркими огнями, да? Разумеется, они смылись без шума, умник. Стоило ли из-за этой сенсационной новости меня будить?
Клера не испугал тон Клида.
— Ладно, — протянул
Клид посмотрел на часы. Было действительно три минуты первого. Он проспал шесть часов как убитый.
— Хорошо. Быстрее возвращайся с машиной. Мы позавтракаем вместе. Пошевеливайся, — добавил он, — я предупрежу «дуэнью». Приготовься заодно к новости, которая может испортить тебе аппетит.
Глава вторая
Третье имя
I
Клодетта Жема поднялась навстречу Клиду. Она, как и все, узнала об орлеанском преступлении накануне из вечерних газет. Утренние выпуски пытались поживиться на этом, но не сообщили ничего заслуживающего внимания, вновь и вновь обсасывая тайну запертой комнаты. Только по радио сообщили в утреннем выпуске, что, возможно, Клид заинтересовался делом, но в последующих сводках новостей об этом не упоминалось. Надо было встретиться с детективом, чтобы услышать подтверждение этой новости.
Клид сел на указанное ему место. Он оставил пальто горничной и предстал в своем элегантном пепельно-сером костюме. Закинув ногу на ногу, уселся поудобнее. Клодетта Жема не подала руки, когда он вошел, и ему показалось, что держит она себя настороженно. Он ей любезнейшим образом улыбнулся, но казалось, она не обратила внимания. Клиду подумалось, что он оказался перед хорошо укрепленной цитаделью, следовательно, надо осторожно осмотреть ее, прежде чем играть роль Бонапарта.
Он подождал, пока она усядется. Облегающее кимоно эффектно обрисовывало ее формы.
«Великолепное любвеобильное животное», — восхищенно оценил ее Клид после обстоятельного изучения.
Он понял, почему Клер нашел ее «потрясающей» в фильме, о котором тот говорил и названия которого не запомнил. Под вуалями Соломеи — ее узкая талия, крепкие бедра, стройные и длинные ноги должны, он хотел в это верить, вызывать у мужчин дрожь, дразнить сексуальный инстинкт.
Грудь была неплохой… во всяком случае груди, выступавшие под шелком, не казались искусственными. Лишь лицо вызывало сомнение в том, что оно может принадлежать иудейской принцессе. Нет, не потому, что оно не прекрасно. Напротив, оно было даже совершенно, и Клиду с трудом удалось отыскать хоть один изъян: на щеках под румянами родимое пятно с выступающими волосиками.
При виде странного цвета глаз, он подумал об их сходстве с глазами молодых кошек: зеленые с широкими голубыми зрачками. Она, видимо, была близорука, ибо держала глаза большую часть времени полуприкрытыми. Коротко подстриженные иссиня-черные волосы — ее единственное сходство с жестокой гонительницей Иоанна-Крестителя — завиты «под ангела».
— Я благодарен, — любезно начал Клид, — за то, что вы меня приняли. Счастлив познакомиться с вами. Это редчайшая честь — находиться с глазу на глаз со своей любимой актрисой.