Четвёртый Рим
Шрифт:
Из владений Долгорукой, Сергей оказался в городской канализации. Выбравшись наверх через первый люк, он пришёл в уныние, увидев последствия хаоса.
Улицы Староярска были усеяны трупами солдат и мятежников. Чиновники из местной городской администрации, вздохнув свободнее после исчезновения давления аристократии, пытались навести, хотя бы подобие порядка. Организовывались лазареты для раненых и перевозка-захоронение погибших. Повсюду сновали левые боевики и нисколько не боялись находящихся рядом бойцов Альфы, словно и не были запрещены властями Ирия. Большинство коммунистов имели
На улице было необычайно холодно. Сергей хоть и был выносливым, но всё-таки больше привык к жаркому аравийскому климату, чем к северным русским морозам. Впрочем, он довольно быстро привлёк внимание местных медиков-волонтёров, что оказывали помощь раненым. Полуголому мужчине выдали тёплую одежду и обувь. Предлагали оказать другую помощь, но Сергей вежливо отказался. Первым делом, он решил вернуться к отцу Алексию и рассказать о случившимся. Старик наверняка изволновался, как бы его сердце не выдержало.
По пути он столкнулся с двумя альфариями. Гиганты в сверкающих доспехах на минуту остановили его, оценивающей рассматривая сквозь стёкла шлемов, но пропустили.
— Отец Алексий! — окликнул священника Сергей, когда спустился в подвал — Света! Я вернулся — Знаю, меня долго не было, и я хотел бы объяснить…
На столе была разложена длинная седая прядь. Отрезанная борода отца Алексия. Сергей подскочил к столу и увидел помимо пряди записку. Это был вызов:
«Приходи в казачью станицу, сейчас там проход свободный. Старик и девушка в безопасности, я не причиню им вреда, ибо их смерть не успокоит мою боль. Но они будут в плену пока ты их не освободишь. Учти — мне терять нечего, а тебе?
Атаман Виктор Драгович.»
Сергей скомкал письмо и швырнул его в угол.
— Твою мать! Когда же это закончится?!
Схватившись за голову, он осел на пол. Этот атаман, тот самый, которому Сергей отсёк ухо. Отец Алексий попросил пощадить его и вот результат. Судя по содержанию письма, этому странном слогу, атаман окончательно поехал крышей после их стычки. Или с ним случилось, что-то ещё. Делать нечего. Надо собираться на ещё один бой.
Когда Денис зашёл то, как обычно, застал Ситри сидящем, скрестив ноги по-турецки. Он часто заставал его в некоем подобии транса. Ситри никогда не спал, но периодически вот-так вот сидел по нескольку часов с закрытыми глазами, как отключенное устройство. Подзаряжался, что ли. Но откуда? Он ведь не подключал себя проводом к розетке.
— Ситри, мы получили донесения. Сергей, каким-то образом выбрался из логова Долгорукой, живым и невредимым.
Ситри не ответил. Возможно, что он сейчас вообще не слышал ничего. Денис тяжело вздохнул и решил присесть рядом и подождать. Тут его голову поразила адская боль. Настолько сильная, что Денис даже потерял координацию и зрение. Он едва не упал, но его тут же подхватил Ситри.
— Потерпи, — успокаивал он — Скоро пройдёт. Ты сам на это подписался.
— Знаю, — стонал Денис — Но как же больно, блядь!
Денис был из интеллигентной семьи «Б»-ранга и никогда не матерился. Кроме вот таких моментов.
Боль прошла через несколько минут. Придя в себя, Денис сказал:
— Надеюсь у меня не разрастётся башка.
— Успокойся. Матвей Лютаев был лишь прототипом, хоть и вполне успешным. Твой грибок проще контролировать.
Денис кивнул, удовлетворившись ответом. Со стороны он мог показаться старше Ситри. Тот выглядел подростком, а Денису было уже двадцать пять лет, но биологические часы Ситри застыли благодаря нанохирургии и именно он играл роль старшего брата.
— Ты так заботишься обо мне, всё время опекаешь. — в шутливой форме произнёс Денис.
— Ты ценный ресурс грядущей революции, — холодно ответил Ситри, давая понять, что тут ничего личного. Только рационализм и трезвая оценка положения.
— Товарищ комиссар бы с тобой не согласился. У нас ведь есть запасные, кроме меня.
Светящиеся глаза Ситри неодобрительно сузились.
— Даже комиссар не понимает, какими возможностями располагает. Его проблема в том, что он хочет стать новым вождём революции, а не саму революцию. Это проблема левых на протяжении всей истории социализма: огромное количества Д`артаньянов на один квадратный километр.
Денис вымученно усмехнулся. Ситри подчинялся комиссару, но никогда не демонстрировал к нему никакого уважения и не проявлял субординации. На вопросы Дениса, почему тогда он сам не возглавит их движение, тот уклончиво отвечал: «Не мне приказы отдавать.»
— Так ты говоришь, что Сергей Драгунов спасся, — прервал тишину Ситри — Это хорошо. Где он сейчас?
— Вроде направился обратно в церковь к своему священнику, — ответил Денис — Большинство наших было лишь в кварталах, где шли бои. Когда Сергей покинул их, то его потеряли из виду.
— Хорошо. Надо будет выйти с ним на связь и передать, что Алексей Никитин и остальные тоже спаслись.
— И это странно, — всё ещё удивлялся Денис — Альфарии почему-то какие-то избирательные в выборе цели.
— Это неудивительно. Хозяин решил поиграть в доброго царя-батюшку. Либо, в той толпе, что покинула владения Долгорукой, был кто-то, кто нужен был ему живым. Возможно, тот же самый человек, что и нам.
— Алексей Никитин?
Ситри кивнул.
— Благородный мент, сын героя войны и сам любимчик народа. Такую карту можем разыграть не только мы.
В кармане Дениса зазвонил андройд.
— Комиссар нас требует к себе. — сказал Денис прочитав сообщение.
— Не будем заставлять его ждать.
Пейзаж разрушений и бойни, произошедшей в станице нельзя было назвать последствиями битвы. Потому что никакой битвы не было. Это было истребление или, как можно назвать цинично и хладнокровно — чистка. Деревянные дома в старорусском стиле сгорели или были разрушены. А поляны были усеяны не трупами, а ошмётками оных. Сергей не разглядел ни одного целого тела. Имея десятилетний боевой опыт, он, только смотря на последствия хаоса, видел, что никто не сопротивлялся. Была паника и попытка спрятаться. Сергей невольно представил, как по станице прошёлся смерч из вращающихся острых клинков, который перемалывал человеческие тела, как фарш. Но было и кое-что ещё. Этот самый смерч, зачистив станицу от людей, не тронул животных. Коровы, курицы и поросята испуганно носились по пастбищам, но были живы, целы и невредимы.