Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
На комплимент Гурьева «продленщики» ответили ударным выступлением. Но сыграть удалось всего пять песен — дзержинские «мастера по дыму-копоти», невзирая на строгий запрет, все-таки подорвали свои пиротехнические баночки-пузырьки, отчего на площадке «полетели» все пробки (вероятно, «закоротил» самодельный дистанционный пульт).
Кроме этого инцидента, Чижу запомнилось, как из партера за ними наблюдали «любера»: «Смотрели и ухмылялись, мол, играй-играй, металлюга, сейчас мы тебе покажем. И точно, только мы ушли в гримерку, подбежал администратор и приказал уезжать побыстрее, а то “возможны эксцессы с люберами”. Мы, как были — в гриме, концертных костюмах, — через коридор ментов убежали в автобус» [47] .
47
Впервые
Проводить горьковчан пришел на Казанский вокзал сам Сергей Гурьев. Прямо на перроне он зачитал имена победителей. «Лучшим гитаристом» были признаны Быня и Евгений Каргаполов из красноярской «Амальгамы». Чижу, к его немалому удивлению, досталось звание «лучшего вокала среди андеграундовых групп».
— Ну, выше был у меня голос, пронзительней. Диапазон большой, трудностей никаких. Не думаю, что это главное. Там были такие парни, и они так пели, что просто башню сносило!..
Сразу после «Рок-периферии» Чиж прибыл в Ленинград, чтобы сдать очередную сессию. Как раз в эти дни на Зимнем стадионе проходил грандиозный рок-фестиваль. Туда была приглашена и харьковская «ГПД». Об этом Чижу заранее сообщил по телефону Саша Гордеев, который в Горьком успел подружиться с земляками и затесался в их компанию вместе со своей губной гармошкой.
— Была жуткая система «проходок» [48] , — вспоминает Чиж. — Меня провел через кордоны сам Чернецкий. Помню, они совершенно спокойно курили во дворе, на них никто не обращал внимания. А я поглядывал на окружающих с тайной гордостью: «Ребята, вы даже не подозреваете, кто стоит рядом с вами!.. Ведь уже через два часа всё изменится, и вы первыми побежите брать у них автографы!..»
48
Списки гостей, которых группа может провести на концерт бесплатно. Обычно такие списки составляет директор группы и отдает устроителям концерта. При этом количество «халявщиков» заранее оговаривается.
«Они действительно стали сенсацией скандального и богатого на события VI рок-клубовского фестиваля, — вспоминала журналист Екатерина Борисова. — Летняя жара, Зимний стадион, ДДТ, ЧайФ, Ноль, АукцЫон, Калинов мост, Алиса; последний концерт последнего дня; никому не известная группа из Харькова. Люди лениво ждали чего-то провинциального, а значит — заведомо неинтересного. А вышли они и врезали так, что балованная питерская публика повскакивала и взревела от восторга... Мы ловили каждое слово. А потом носились по городу, ища в студиях звукозаписи эти песни, переспрашивая друг друга: “Кто это был?”»
Чиж был оглушен триумфом харьковчан не меньше, чем они сами. По сравнению с «Рок-периферией», на Зимнем стадионе всё было другим: лица зрителей, способ выражения эмоций, уровень текстов и музыки. На этом фоне поездка «ГПД» в Москву, полученные там места и титулы выглядели детской возней в песочнице.
Свой успех харьковчане отметили на квартире питерских знакомых. В этой пестрой компании оказался Андрей Бурлака, редактор самиздатского журнала «РИО» [49] . Инженер по диплому, в свои 33 года он уже считался мэтром подпольной рок-журналистики. В тусовке было даже шутливо признано: «То, чего не знает Бурлака, того попросту не существует». Казалось, он знал всех и все знали его. С его самиздатским журналом, который равнялся на недостижимые западные образцы вроде «Melody Maker», «Q»
49
Название имело двойную расшифровку: для «чужих» — «Рекламно-информационное обозрение», для посвященных — «Rock In Opposition».
Выпуск «РИО» в октябре 1986-го начался с двадцати машинописных копий, разосланных в 15 городов. В журнале, который рассказывал преимущественно о делах и людях питерской рок-сцены, публиковались обзорные статьи, интервью с музыкантами, рецензии на магнитоальбомы, репортажи с фестивалей.
Бурлака уже был мимолетно знаком с Чижом по фестивалю в Горьком, куда его пригласили в состав жюри. «ГПД» напомнила ему Scorpions, а чижовский фальцет — их солиста Клауса Майне. В то время Бурлака усиленно поддерживал молодую поросль «металла» в пику старой рок-гвардии, которая не признавала их творчество за музыку, и пара-тройка заметок об успехах дзержинских «металлистов» были напечатаны в журнале. Появиться на страницах «РИО» было столь же почетно, как на Западе попасть на обложку «Rolling Stone», — тираж самиздатского журнала по меркам СССР был крошечным, но попадал в руки самых «продвинутых». Тех, чьим мнением стоило дорожить.
В Ленинграде стояли белые ночи, и всю ночь напролет рокеры пили и пели. Именно тогда харьковчане и Бурлака впервые услышали акустические песни Чижа — «Ассоль», «О’кей», «В старинном городе», «Фому Перестройкина». Это заставило их посмотреть на «звезду хэви-метал» новым взглядом.
— Меня всегда поражала, — говорит Бурлака, — Серегина способность взять любой мыслимый жанр и сделать свою песню в этой стилистике, причем очень органично. Ближайшим к нему, как ни странно, был Розенбаум, который за вечер мог написать три разных песни — рок-н-ролл, цыганскую балладу и какой-нибудь эстрадный шлягерок...
Но если компетентность Чижа-мелодиста сомнений не вызывала, то тексты его песен, по мнению Бурлаки, выглядели примитивным бытописательством, чем-то вроде «дайте сказать!». Ему казалось, что Чижу нужен соавтор, спарринг-партнер, который напитал бы его идеями. «С самого начала нашего знакомства, — вспоминал Бурлака, — я пытался убедить его в том, что ему надо перебираться в Питер». Но самые смелые мысли Чижа не шли дальше увольнения из хора ветеранов.
— Читаешь в газете интервью с Марком Нопфлером: «Я проснулся утром, жена начала уборку. Иди, говорит, на фиг отсюда. И я пошел в студию. Потом туда подтянулись парни: оказалось, у них такие же проблемы, потому что была суббота, “уборочный” день. Мы сели, выпили пивка и написали песню “Brother In Arms”...» Вот о чем я тогда мечтал: ни от кого не зависеть, заниматься только музыкой и приносить хоть какие-то деньги семье.
После «Рок-периферии» у ГПД-шников забрезжила надежда, что в отношении к ним что-то изменится и меценаты из профсоюзов и комсомола наконец-то выделят средства на приличную аппаратуру. Но главная перемена произошла летом 1988-го в личной жизни Чижа. Они с Ольгой Егоровой стали жить вместе. Решение уйти из семьи было трудным. Его не все приняли, включая даже некоторых друзей. Но Чиж был уверен, что Ольга — та самая «боевая подруга», которая полностью разделяет его взгляды на жизнь.
В те дни Чиж написал песню «Я не хочу здесь больше жить»:
Мне страшно оттого, что мой ребенок будет расти тоже здесь, Питаться отбросами от продуктовых баз. Его с рожденья ждет воздух, от которого люди становятся похожи на крыс, Но у меня для него есть подарок — это противогаз.— Это влияние Александра Владимировича Чернецкого, его безнадега, — говорит Чиж. — За что зацепился, что в голову ударило... У нас в Дзержинске всем раздавали противогазы — на случай взрывов, всяких катаклизмов. Нужно было явиться в ЖЭК и получить противогазы на всю семью. Противогаз я сразу выкинул, а сумка была хорошая — зеленая, мягкая. Я ходил с ней по городу, удивляя людей.