Что мне приснится
Шрифт:
Вздохнув, я пошел дальше. Не так мокро, а в обувь все же набралась вода - старался смотреть под ноги, но сказывается всегдашняя невнимательность.
Я позволил ногам идти, куда хотят, а сам старался погрузиться в созерцание. Темные от влаги, мощные деревья не особенно интересовали меня. Выйдя на открытый участок, я увидел вдали возвышавшуюся махину Университета Шеола, который простой люд считал обиталищем алхимиков и колдунов, а сами университетские - единственным оплотом учености и культуры посреди варварского разгула. Истина, как обычно, была где-то посередине.
Я пару раз бывал в Университете, в том числе один раз - по заданию; случалось мне и провести там довольно долгое время почти на правах обычного студиозуса. Университет был очень необычным местом, которое мне скорее нравилось. Состояние и титулы, кроме профессорского, теряли всякий вес, когда ты переступал его порог, не делали исключения и для членов Ордена. К тем же, кто интересовался книжной мудростью, там всегда относились благосклонно. Университет располагался вдали от чопорных центральных улиц, что предоставляло простор для выходок молодых учащихся, которых чаще можно было встретить в питейных заведениях, чем на лекциях. Преподаватели, многие из которых устанавливали в своих учебных аудиториях прямо-таки армейскую дисциплину, при этом сами были первыми защитниками университетской вольницы. Там находилось место и историкам, которых пыльные страницы хроник интересовали куда больше, чем мир за окнами, и натуралистам, составляющим перечни всех существующих животных и растений, и геометрам, и, действительно, - тем, кто в черных книгах искал рецепт философского камня или власти над невидимым миром духов. Последние пользовались не меньшим, чем прочие, уважением, выше всего же почитались авторы известных диссертаций.
Можно будет опять заглянуть в Университет, если еще долго не будут давать нового задания.
Ноги привели меня в людную часть парка, туда, где чаще всего и гуляют горожане и где устраиваются различные увеселения. Я опускал глаза и ускорял шаг, когда кто-то проходил мимо меня; мне казалось, что на меня смотрят с неприязнью. Я объяснял это для себя тем, что, не видя печати, меня принимают за бродягу, тогда как в разгар дня в парке отдыхали дворяне и зажиточные горожане - простые ремесленники и небогатые торговцы сейчас должны быть заняты работой. Иногда жалеешь, что татуировку нам наносят на спину, а не на лоб.
Довольно много людей столпилось чуть поодаль, где готовилось какое-то представление. Может быть, ваганты? Я обратил внимание, что там собирается публика попроще и те, кто с детьми. Те, кто был одет богаче, в основном проходили мимо, а некоторые люди постарше бросали в ту сторону неодобрительные взгляды. Движимый любопытством, я подошел ближе.
Это оказалось представление актеров. К странствующим труппам, подобным этой, отношение официальных лиц было традиционно негативным, но власти закрывали на них глаза: явного вреда они не приносят, при этом обеспечивают народ мирным времяпровождением. Человеку моего статуса, пожалуй, не стоит присутствовать на подобном зрелище, ну да имею же я право просто проходить мимо.
История, которую они разыгрывали, была мне незнакома. Как шептал кто-то из осведомленных зрителей, это была новая драма, сочинитель которой сам сейчас исполнял одну из ролей. Представление балансировало на грани кощунства, нечего удивляться положению этой братии: главным героем был колдун, путешествующий по морю на корабле, и подчиненный этому колдуну могущественный дух. Более всего удивляло то, что отношение к колдуну в общем не было осуждающим, напротив, он и его фамилиар были положительными персонажами! Среди прочих героев в представлении участвовала возлюбленная колдуна, очень красивая молодая, светловолосая девушка (на ней тот поженился в конце), и еще один дух - исконный житель острова, к которому причалил заклинатель. И негодование, и жалость вызывала его темная, согбенная фигура. Дух-дикарь по ходу драмы отступал от принципиальнейших основ служения и чести - и все-таки делалась попытка показать и его правду. Да, представление было настолько смелым, что, возможно, становилось опасным, но я наблюдал его, затаив дыхание, а в конце хлопал вместе со всеми.
Странное дело, но не меньшее впечатление, чем сама история - которая тронула меня до глубины души - на меня произвели возвышенные образы актеров. Эти простые люди, выступая перед внимательной публикой, совершенно преображались, и их действия походили более на священный ритуал, чем на проделки скоморохов. Одетые в пестрые одежды или в рубище, красивые или устрашающие - все они исполнялись неудержимой свободы, которая против воли вызывала во мне зависть. Я такой свободы не чувствовал никогда; ну, уж точно, не в дни моего простоя в столице.
Неспокойный от полноты чувств, я долго бродил по аллеям, не замечая ничего вокруг себя, думая то об увиденной драме, то о чем-то своем. Раз за разом я почему-то возвращался к тому месту, где сейчас, когда зрители разошлись, труппа разбирала декорации и готовилась сняться с места, как всегда после выступления.
Встав чуть поодаль, я наблюдал за ними, скрытый в тени деревьев. Уходить мне не хотелось, дома меня не ждал никто и ничто. Декорации, еще недавно представавшие одни - скалистым берегом, другие - процветающим городом, сейчас обращались в куски дерева и ткани и закрывались в ящики, до следующего раза. А вот блестящий исполнитель роли островного дикаря - его горб на поверку оказался специально сложенным свертком ветоши.
В мою сторону - я на мгновение замер - вышла светловолосая актерка, с ней был молодой парень, которого я прежде не видел. Прямо на траве они устроились перекусить; с собой у них был кувшин молока и широкий глиняный поднос, полный земляники. Они вели какой-то разговор, причем она беззлобно усмехалась, а он хмурился и кусал губы, как будто обиженный на весь мир. До меня донеслись слова девушки:
– Тебе надо меньше жалеть себя, Дитко. Из мелочей ты выдумываешь себе беды, а это уже приводит к настоящим неприятностям. О чем тебе жалеть? Ты молод и здоров, имеешь хлеб на сегодняшний день - это очень немало, многие лишены и этого.
Сердце быстрее забилось в моей груди. Слова актерки отчего-то показались обращенными ко мне, и я ощутил жгучий прилив стыда - не в первый и не в последний раз в своей жизни. Руки сами собой сжались в кулаки.
Должно быть, я, не контролируя себя, каким-то движением выдал свое присутствие, потому что девушка испуганно посмотрела в мою сторону, а парень привстал и оглянулся на своих товарищей. Решение о том, как лучше поступить, надо было принимать быстро. Я шагнул на свет, предварительно поправив полу плаща таким образом, чтобы он открывал глазу нижнюю часть ножен, в которых лежал мой меч, оставляя его рукоять - и печать на ней - сокрытой.
Увидев меня, девушка удивленно, но вместе с тем дружелюбно, улыбнулась. Ее короткой улыбки оказалось достаточно, чтобы согреть мою душу. Парень выглядел недовольным, но успокоился и сел на свое место.
– Угощайтесь, господин рыцарь, - любезно произнесла девушка, указывая на их блюдо и кувшин.
Это была лесть - печати она не видела, а моя одежда была совсем не рыцарской - но, того не зная, она попала в точку.
Я почувствовал себя не вполне удобно, но не мог ответить отказом на ее приглашение. Я молча приблизился, уселся рядом с ними на траву, горстью зачерпнул земляники из блюда и запил ягоды душистым молоком. Простое угощение показалось мне удивительно вкусным; я подумал, что это лучшая моя трапеза за последние месяцы.