Чума в Бедрограде
Шрифт:
Зина, томный красавец в мундире гражданского офицера Пассажирского Флота, заведует сферой услуг и досуга. Столкнуться с ним можно, соответственно, в борделях, питейных и игорных заведениях или в Пассажирском Порту — он встречает и провожает корабли, едва ли не платочком машет.
Святотатыч (леший, как можно описать Святотатыча?) — это, в общем-то, человек-информационный центр, человек-внешняя- и человек-внутренняя-политика. Он не делает ничего и делает всё сразу — просто знает все портовые сплетни. Собирает их и сам же распространяет. Святотатыча можно найти везде, если хорошо поискать.
И
Потому что Жудий прячется. Жудий сидит себе под замком неведомо где, допускает до себя только проверенных людей и не показывается по пустякам. Потому что Жудий — это наркотики. Все блядские наркотики блядского Порта.
Он выращивает то, что можно вырастить, синтезирует то, что можно синтезировать, и закупает то, что вырастить и синтезировать нельзя. А потом перепродает. Во многом через Озьму, но знающие люди в курсе, что в обороте наркоты сам Озьма веса не имеет, побежит и будет делать то, что скажет ему Жудий.
Озьма и побежал. Артачился, не хотел замораживать оборот твири, но Жудий сказал своё веское «стоп, машина» — и всем пришлось заткнуться и выполнять. А уж как там Гуанако выпрашивал у Жудия дать-таки эту команду — история умалчивает, и пусть продолжает в том же духе. Выпросил ведь.
Первые дни шуму не поднималось, а теперь поди ж ты: крупные заказы валятся вёдрами на голову, пролетают мимо Серьёзных Людей ввиду отсутствия у них товара — и Серьёзные Люди хотят разбушеваться. Гуанако мысленно хвалил тактику Бедроградской гэбни: пронюхали-таки, что Порт помогает Университету, решили поработать с общественным мнением в Порту. И грамотно даже работают, обстрел Порта выгодными заказами — отличная подрывная деятельность, да только хуй им в рыло.
Все заказы у них через десятые руки, но размотать цепочку реально. Одну Святотатыч размотал уже вчера к вечеру, пустил где надо слушок: твирь-то городские шишки просят, хотят и руки нагреть, и кого из Серьёзных Людей посадить, и наши каналы накрыть. Кое-как помогло, притормозило волнения — портовые ничего не боятся, но куковать за решёткой в государственных (о ужас!) учреждениях лишения свободы считается у них крайне, крайне непрестижным.
Эти самые заказы начали проверять получше, но вопрос «где твирь и когда будет?», которого пока что удавалось избегать, со вчерашнего дня встал ребром.
Хуём.
Грот-мачтой.
К Жудию Гуанако соваться пока не стал, но передал с гонцом записку. Содержание её, конечно, было и так очевидным любой портовой крысе, но на всякий случай стоило ещё раз позудеть Жудию в шапку.
«Тебя берут на понт» или ещё что-то такое же короткое, но драматичное, было наспех нацарапано на рваной бумажке. Жудий любит ощущать свою значимость, пусть порадуется.
Если утром у теплиц (с кислотными кактусами, Жудию нравятся цветочки) были тёрки Серьёзных Людей, но Жудий их своим присутствием не почтил, значит, лезть на стенку ещё рано.
Ну и леший с ним.
— Чего вам стоит отсыпат’ твири под один крупный заказ, — пережидая, пока свалит куда-нибудь подальше обнаружившееся неподалёку от нужного дворика такси, с которым не разъедешься на такой дороге, прогудел Муля Педаль. — От вас не убудет, да и запросит’ можно втридорога по нынешней голодухе.
Гуанако очень не хотел рассматривать вариант, при котором для производства лекарства понадобится вообще вся твирь, которую заморозил Жудий, но и без того были причины не сорить пока дефицитом.
— Муля, ты рыбок-головожорок видел? — осведомился Гуанако. — Если видел, знаешь: одну рыбку покормить нельзя, только всех вместе. Иначе они подкараулят тебя, в неожиданный момент выпрыгнут из аквариума и это… Умрут, но покусают, короче. Ты понял меня, Муля?
Муля понял, убрал свои предложения куда подальше, хотя метафора-то была с подъёбкой.
Если из рыбок-головожорок не покормить ни одной, они всё равно будут выпрыгивать на тебя из аквариума, просто несколько позже, чем когда их дразнят.
— С чёрных каналов уже поползло… — предпринял Муля Педаль свою последнюю попытку воззвать к чему-то там у Гуанако.
Что-то там не отозвалось, а Гуанако только усмехнулся:
— Нет никаких чёрных каналов. То, что так называют, тоже идёт от Жудия. Но ты этого не знаешь, ага?
Ещё одна чайка (а может быть, та же самая, хотя вроде поменьше), приземлилась на козырёк соседнего крыльца. Чего это они повылезли из Порта? Не горим же.
Хуйня какая-то.
— Взяла же таможня ночью какого-то лошка при большом запасе… — Муля Педаль старательно наморщил лоб, но ему это не очень помогло. — Откуда запасу взят’ся, если чёрных каналов нет?
— А ты ещё подумай.
Таможня — люди гэбни Международных Отношений, у которой какой-то там занюханный восьмой уровень доступа. Командовать ей (то есть, конечно, спускать ей сверху директивы) может практически кто угодно. Всеми страстно любимая гэбня города Бедрограда, например. А ещё гэбня города Бедрограда, имея совсем другие мощности и не будучи вынуждена делать лекарство от чумы из того, что под ногами валяется, может позволить себе оттяпать у местной легальной фармакологии партию твири. И слить её по дешёвке случайному человеку, понаглей и понеопытей, а лучше ещё и наркоману позависимей, — чтобы он как можно быстрее спалился и подарил таможне драгоценный по нынешним временам товар.
А в результате подобных нехитрых комбинаций вставший грот-мачтовым хуём вопрос «ГДЕ БЛЯ ТВИРЬ?» приобретает всё более и более пикантное звучание.
Молодец, гэбня города Бедрограда.
— Тепер’ чисто, вали давай, — убрал от лица выпуск «Вечернего Бедрограда» Муля Педаль.
Настоящий шпион Муля Педаль, наблюдавший за окружающей действительностью через прорези в газете! И где, спрашивается, понабрался?
Гуанако, впрочем, был немногим лучше — он же всё это время пролежал плашмя на заднем сиденье, чтоб никто-никак-ничего. Задрапировавшись сверху пледиком для надёжности, смех один.