Чужой
Шрифт:
Эемурат завернул за сарай. А вскоре Блоквил увидел, как он ускакал на коне…
Жорж Блоквил не должен был смириться с судьбой и сидеть сложа руки. В противном случае его пленение может затянуться. Он должен позаботиться хотя бы о том, чтобы известить родственников и друзей, что находится в плену. Иначе, при нынешнем обилии пленных, если ждать, пока последний гаджар вернется домой, можно остаток жизни провести в ауле Гонур. Он, конечно, надеется и на помощь властей Хорасана, и на действенность письма Насреддин шаха с печатью его могучей канцелярии. Он верил и в то, что если ему удастся сообщить в Париж о своем заточении, эта весть обязательно достигнет ушей Наполеона. (Наполеон-3. Луи Наполеон Бонапарт (1808–1873), император Франции в период 1852–1870 годов. Близкий родственник Наполеона Бронапарта. — Из истории). И поскольку он является представителем дворянского сословия, можно не сомневаться, что император позаботится о судьбе Блоквила. С этими мыслями француз вновь взялся за бумагу и перо.
“Высокочтимый Юсуп хан! Возможно, мое письмо удивит Вас. Но обстоятельства вынуждают меня обратиться к Вам, к единственному близкому на этой земле человеку, на которого я могу положиться. Не мне Вам рассказывать о своем состоянии. Известно, что и Вы не живете у Христа за пазухой. По условиям соглашения, достигнутого в Тегеране, в случае, если я попаду в плен к туркменам, Иранское правительство, поскольку я являюсь подданным Французского государства, должно позаботиться о моем освобождении. Однако до сих пор никто не интересовался моей судьбой. Если, высокочтимый Юсуп хан, Вы благополучно вернетесь на родину (о чем я молю Всевышнего), прошу Вас напомнить представителям правительства Ирана о достигнутой договоренности, а также сообщить им о моем местонахождении в Мервском ауле Гонур в семье Эемурата Агабека, либо ознакомить с содержанием данного письма лично посла Франции в Тегеране. Если я получу сообщение о судьбе своего письма, буду обязан Вам по гроб жизни. Поймите, мне, кроме этого письма, больше не на что надеяться.
Капрал Французской армии Жорж Анри Гулибеф де Блоквил. Провинция Мерв, аул Гонур. 1860”.
Блоквил сложил письмо вчетверо и спрятал среди тыкв неподалеку от входа в сарай.
Расстояние между сараем и черными кибитками не превышало пятнадцати-двадцати шагов. Это пространство было для Блоквила своеобразным зрительным залом. Дети выходят из одного дома и идут в другой, играют во дворе, Блоквил внимательно следит за всем. Туркменские дети смотрят друг на друга и разговаривают друг с другом точно так же, как французские ребятишки. Единственное отличие здешней детворы от парижской в ее слишком бедном одеянии. Скачут и спорят они точно так же, чем и напомнили пленнику его родину.
Вон, из соседнего дома вышел Мамедовез пальван. Он такой же, как вчера, как позавчера. На голове высокая мерлушковая папаха, придающая ему строгий вид, его халат накинут на плечи. Блоквил понимает, почему этот человек, выйдя из дома, обязательно тихонько покашливает. Потому что стоит ему тихонько кашлянуть, как женские голоса в соседних домах враз замолкают, словно их сплетням приходит конец. Одного не может понять пленный француз — для чего женщины закрывают рот платком или же держат в зубах угол платка. Все женщины, которых он видит поблизости, включая тех, кто приходит по воду, обязательно носят яшмак, и лишь Акмарал вободна от него. И это также непонятно французу. Как только Мамедовез пальван выходит из дома, абсолютно все женщины, кроме Акмарал, кусают концы платков. Акмарал же даже с этим стариком разговаривает открыто и спокойно. Блоквилу очень хочется постичь секреты здешних порядков.
Мамедовез пальван остановился у дома Эемурата, опять покашлял, а потом что-то сказал. После этого пошел к себе домой.
Аннабиби вышла из дома. В руках у нее была деревянная миска.
Увидев, что она направляется к сараю, Блоквил понял, что означали все предшествующие действия Мамедовеза пальвана. Хотя Агабек пленного и уехал, позабыв о кормлении пленника, старик ничего не забыл.
Жена Эемурата поставила принесенную миску у порога. В ней было несколько кусочков вареной тыквы и небольшой кусок лепешки. Это и был завтрак капрала.
Аннабиби повернулась, чтобы уходить, но Блоквил окликнул ее:
— Апа! — это слово он запомнил для обращения к женщине.
Жена Эемурата остановилась. Не зная языка, Блоквил потер руки и знаком показал на ноги. Так он просил освободить ему ноги и дать воды для умывания.
Однако Аннабиби ничего не поняла из его жестов, развела руками и ушла. Но вскоре вернулась вместе с Акмарал.
Блоквил кивком головы поздоровался с Акмарал, после чего сказал:
— Если вы не освободите мои ноги, не дадите воды, чтобы вымыть руки и прополоскать рот, я не стану есть вашу пищу. — Затем, чтобы произвести на стоящих у порога женщин большее впечатление, добавил. — Если я откажусь пищи и буду голодать, вам придется держать ответ перед Господом.
Акмарал перевела слова Блоквила Аннабиби. Та покачала головой.
— Пока Эемурата нет дома, я не могу прикасаться к его кандалам, девушка.
Пока две женщины совещались, Блоквил сидел, опустив голову и всем своим видом демонстрируя недовольство.
Аннабиби пошла к дому Мамедовеза пальвана. Как только она отошла, Блоквил воспользовался моментом и торопливо зашептал:
— Вы помните мою вчерашнюю просьба, Ахмарал? Я написал это письмо, вон оно лежит между двумя тыквами. В нем нет ничего опасного, я только прошу содействия в моем освобождении. Если вы сумеете каким-то образом передать его Юсуп хану, который сидит в имении топазов, то проявите великую гуманность по отношению к несчастному рабу. И да поможет вам Бог.
Акмарал обернулась. Ее гелнедже приближалась к дому Мамедовеза пальвана. Поняв смысл ее взгляда, Блоквил быстро вскочил с места и протянул письмо Акмарал.
Акмарал поспешно спрятала письмо в длинном рукаве платья.
— Ты можешь хотя бы представить себе, что меня ждет, если они узнают?
— Догадываюсь, Ахмарал, могу себе представить. И все же постарайтесь! Если вы пожалеете бедного пленника, Господь помилует вас…
В дверях сарая появился Мамедовез пальван. Аннабиби принесла из дома кумган с водой и ключ от кандалов.
Видя, что его требования выполняются, Блоквил решил идти до конца. Поздоровавшись со стариком, он дал волю своим эмоциям:
— Вы хоть знаете, кого вы держите в этом вонючем сарае, Агабек? В таком месте я даже свою охотничью собаку не стал бы держать. Вам придется держать за это ответ, Агабек.
Хоть и были произнесены с угрозой в голосе, слова пленного не произвели на Мамедовеза пальвана никакого впечатления. Не меняя позы, он обратился к Акмарал:
— Я не совсем хорошо понял его выступление. Но догадываюсь, о чем он хочет сказать. Но ты растолкуй ему попонятнее. Пусть он не очень-то зарывается. Скажи ему, что теке, не испугавшийся пушек Насреддина шаха, тем более не побоится закованного в кандалы пленника. Мы можем поверить, что у себя дома он был барином. Но и он пусть уже усвоит, что является нашим пленником. И еще вот что скажи ему. Сейчас наше собственное положение ничуть не лучше рабской.
Блоквил, которому пришлись по душе слова Мамедовеза пальвана, ответил ему сердечной улыбкой.
Эта улыбка оказала благоприятное воздействие на обе стороны. Но как бы то ни было, решили до возвращения Эемурата не выпускать заложника из сарая. Так что ему не оставалось ничего иного, как взирать на огромный мир из своего тесного заточения. Весь этот мир сосредоточился на небольшом отрезке двора, который был виден из открытых дверей сарая. Это было ограниченное пространство. В нем размещались три черных кибитки, колодец, очаг и шест с развилкой на конце, на котором висел бурдюк со сцеженным кислым молоком — сюзьмой.