Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II

MadameD

Впервые Меритамон подумала, что такие высокие посты требуют, помимо огромной твердости, развитой способности к лукавству.

– Приедет ли кто-нибудь еще? – спросила она свекра.

– Да, ожидается приезд третьего и четвертого пророков Амона – непременно, - сказал тот. – А также казначея бога и начальника строительных работ его величества.

– Господина Са-Монту? – спросила Меритамон, слышавшая об этом человеке от матери.

Свекор покачал головой.

– Его сына, господина Хорнахта – господин Са-Монту умер пять лет назад, - ответил он. Жрец

улыбнулся. – Хорнахт хорошо образован, хотя и занимался прежде строительства только военным делом.

Меритамон знала, что эта семья была тесно знакома с семьей ее матери, а Хорнахт, кажется, когда-то даже хотел жениться на Ка-Нейт…

– Сегодня эти господа будут ужинать у меня, - сказал Аменемхет.

Совершенно непринужденно и даже гордо: он был в длинном синем одеянии, которое ему очень шло. Никто не сказал бы, что это траурное платье; большие глаза молодого жреца были оттенены синей же краской и густо обведены черным, своим собственным цветом. Аменемхет был таким красивым человеком, что, глядя на него, можно было полностью забыть о его душе… и простить…

– Ты и твой супруг присоединитесь к нам, сестра? – спросил господин дома.

Меритамон гордо кивнула; она схватила оробевшего Менкауптаха за руку – он даже не успел переодеться с дороги, дожидаясь жену сначала из спальни, а потом после умывания; его белая одежда была все еще выпачкана краской после того, как жена плакала в нее…

– Конечно, присоединимся, Аменемхет, - ответила она.

***

Ужин для господ Та Кемет, на скорую руку устроенный Аменемхетом, не был пиром – но никто этого и не ждал; пышность была бы только оскорбительна для того, кого они провожали и кому пришли поклониться.

Все пятеро гостей были в трауре, как и хозяин дома – выделялись только Менкауптах с женой. У Меритамон не нашлось траурного платья, а Менкауптах не стал переодеваться из преданности супруге – он сменил белое дорожное одеяние на такое же белое домашнее, но, в отличие от Аменемхета, не надел никаких украшений.

Тот надел к золотому амулету Амона и браслеты, и перстни – и был так красив в этот вечер, что, видя его, не хотелось смотреть ни на что другое. Меритамон, однако, знала, что никто из присутствующих не одобрит убора хозяина; зачем же брат поступает так? Бросает вызов всем? Неужели он окончательно отказался от притязаний на пост верховного жреца?

“Глупый мальчишка!” - хотелось выкрикнуть ей, когда она видела своего бесстыдно красивого брата; но когда Меритамон наблюдала, с каким искусством молодой господин дома беседует с людьми вдвое старше, опытнее и значительнее него, ей хотелось восхищенно захлопать в ладоши и поклониться ему. Ах, почему боги допускают, что гибнут такие люди, лучшие из всех?

– Тебе удобно, сестрица? – ласково спросил хозяин, касаясь щеки Меритамон своей холеной рукой. Ей захотелось поцеловать эту руку. Потом молодая госпожа увидела, как пальцы брата на мгновение встретились с ее бронзовым кубком.

– Мне удобно, дорогой брат, - холодно ответила она. – Ты очень заботлив.

К счастью, Аменемхет уже занялся другими присутствующими,

и не увидел бледности, покрывшей щеки сестры. Меритамон задыхалась, как после тяжкой работы. Безопасно ли есть и пить на этом собрании?

– Что с тобой, Меритамон? – спросил ее верный муж.

“Дурак!. ” - мысленно воскликнула она.

– Ничего, - холодно ответила Меритамон. – Ешь и пей спокойно, Менкауптах.

Если ее и отравят, то едва ли сегодня – врач прав, это слишком даже для Аменемхета.

Заставив себя улыбаться, Меритамон сделала глоток разбавленного вина, обводя взглядом гостей – она даже не успела их хорошенько разглядеть; их вниманием с самого появления здесь завладел ее блистательный брат. Гости и сейчас не обращали на нее внимания. Только один высокий мрачный человек, начальник строительных работ фараона, встретившись взглядом с Меритамон, поклонился ей.

Хорнахт, когда-то любивший ее мать. Интересно, женился ли он?

Хорнахт почти не разговаривал, даже с хозяином – этот господин едва соблюл приличия; хотя, наверное, угрюмое молчание и было самым приличным поведением на таком ужине. Меритамон заметила, что хотя Хорнахт был одет как знатный человек мирного занятия – в синюю рубашку и длинный схенти – он сохранил выправку воина. Его гордо посаженную на крепкой шее черноволосую голову, украшенную простым серебряным обручем, легко было представить в шлеме.

Заметив ее пристальный взгляд, начальник строительных работ кивнул и улыбнулся уголками губ – едва-едва, только чтобы не показаться совсем грубым. Меритамон вдруг почувствовала склонность к этому человеку, который единственный здесь не притворялся…

Она извинилась перед мужем, и, встав с табурета, приблизилась к Хорнахту и села рядом.

– Приветствую тебя, господин начальник строительных работ, - сказала Меритамон. Заговорить с ним оказалось легче, чем она думала.

– Говорят, ты был знаком с моей матерью? – спросила она.

– Да, госпожа, - ответил Хорнахт. – Я пришел сюда только из почтения к ее памяти.

Меритамон кашлянула от неожиданности и быстро огляделась.

– Разве ты пришел не затем, чтобы почтить память отца? – шепотом спросила она.

Хорнахт опустил голову.

– Это супруг госпожи Ка-Нейт – потому я и явился, - ответил он.

– Почему ты так прямо говоришь со мной? – не удержалась Меритамон.

Хорнахт некоторое время молчал, а потом, когда Меритамон уже думала, что он не ответит, сказал:

– Ты очень похожа на свою мать, госпожа.

“Он до сих пор любит ее, и до сих пор один, - подумала Меритамон. – Должно быть, решил хранить верность матери до смерти…”

Почему? Ведь она принадлежит другому и всегда принадлежала…

Но в любви многие вещи необъяснимы.

Охваченная сочувствием, Меритамон потянулась к руке Хорнахта, но тот быстро убрал свою.

– Не нужно, госпожа – на тебя смотрят.

На нее и в самом деле смотрели – брат. Меритамон вскочила слишком поспешно, и густые темные брови Аменемхета взлетели вверх, а в глазах появилась неприкрытая враждебность.