Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Та-Рамсес открыла рот, будто хотела возразить, но промолчала. Она была в смятении, словно никогда не задумывалась о таких вещах.
– Хорошо, может быть, ты и не лгала, - поспешно сказала царица. – Я поторопилась осудить тебя.
Меритамон почувствовала, как по щекам бегут горячие слезы стыда. Она подняла голову, чтобы юная царица увидела ее слезы и пожалела ее; Меритамон ощущала себя такой же законченной лгуньей, как Тамит.
Та-Рамсес сочувственно погладила ее по плечу.
– Я верю, что ты просто испугалась, - сказала она. – Теперь я верю тебе. Конечно, ты оказалась
Она улыбнулась, как будто ей пришло в голову самое лучшее утешение.
– Думаю, фараон может оставить тебя там, где ты есть. Когда ты родишь это дитя, его величество снова приблизит тебя к себе…
Та-Рамсес нагнулась к уху подруги и стыдливо улыбаясь, как девица, прошептала:
– Его величество любит не только девушек. А ты особенно ему полюбилась, я знаю.
Меритамон подумала, почему же, в таком случае, царица не ревнует – но потом поняла, как это глупо. Зачем божественной женщине ревновать к простой смертной? У Та-Рамсес никто не отнимет этого великого преимущества.
А потом она поняла, что царица сказала, и ее охватил такой же ужас, как если бы ее приговорили к смерти. Меритамон уткнулась лбом в колени. Если это правда – если даже ребенок не поможет ей спастись из гарема?
Конечно, нет – даже если Рамсес больше не обратит на нее внимания, он не отпустит свою женщину. Та-Рамсес говорила ей, что она может снова понравиться царю; но не говорила, что в противном случае Меритамон освободят. Такого быть не может.
Она долго еще сидела, уткнувшись лбом в колени; руки висели, будто плети. Ей казалось, что ребенок Хепри в ее животе плачет, просясь на волю. Но Меритамон ничем не сможет ему помочь.
***
Менкауптаха отослали домой через час после несостоявшегося суда, так ничего ему и не объяснив. Меритамон оставили в гареме, так же ничего ей не объяснив – даже царица к ней больше не приходила; очевидно, вынести решение насчет ее ребенка оказалось трудным и долгим делом. Однако намерение фараона оставить Меритамон себе не оставляло сомнений.
========== Глава 91 ==========
Был конец сезона шему, и через три месяца должны были наступить праздники Амона – не раньше. Яхмес выслушал донесение человека, которого подсылал ко двору фараона в Пер-Рамсесе; он не мог заключить, собирается ли Рамсес в Уасет во время этих праздников. Это было обязанностью… обязанностью царя – участвовать в таких больших торжествах, подавая подданным пример благочестия и вновь и вновь наделяя страну своей божественной силой.
Но будет ли он и в этот раз наделять силой Амона – Амона, который могущественнее, жирнее и жаднее всех остальных богов? В этот раз, когда Рамсес повздорил, если не сказать – рассорился с жрецами Амона.
Его величество аккуратно отправлял торжества, посвященные самому себе, чего нельзя было сказать о других празднествах. Но ведь он не осмелится оскорбить Амона своим невниманием? Никак не осмелится!..
Но Яхмес страдал за успех своего замысла.
Амон должен был объявить фараону свою волю во время Опета Амона, в
Тотмес отмалчивался – а в особенности стал избегать всяких разговоров об этом предприятии после того, как фараон потребовал к себе Менкауптаха. После такого возмутительного суда над безвинным жрецом Яхмес пришел к своему главе и предложил не сложить оружие – а действовать! Как будто не его собственный сын был взят, и не жрец Амона!
– Яхмес, тебе мало этого? – спросил верховный жрец с таким изумлением и негодованием, что Яхмес чуть не принял это выражение за неподдельное. – Ты хочешь, чтобы следом за твоим сыном взяли тебя?
– Я не думаю, что это произойдет, великий ясновидец, - ответил Яхмес.
Тотмес боялся действовать, конечно же. Яхмес – тоже. Но ему было ради кого преодолевать этот страх.
– Я опасаюсь другого, Тотмес, - сказал второй хему нечер. – Не думаешь ли ты, что следом за этой дочерью верховного жреца фараон может умыкнуть другую? Что он почувствует, будто поднялся над обязательствами Амону… и может повелевать царем богов?
Тотмес долго смотрел на него, не в силах отвечать.
– Это безумные слова, - сказал он наконец. – Такого никогда не может быть.
Яхмес покачал головой с горькой улыбкой.
– Обо всем говорят – не может быть, пока это не случается, - сказал старик. – До того, как фараон взял Меритамон, никто из нас и помыслить не мог, что он посягнет на дочь божественного Неб-Амона. Что будет дальше?
Он развел руками, представляя для Тотмеса.
– Фараон займет главный храм? Низвергнет Амона и поставит в святилище свое собственное изображение?
Тотмес приоткрыл рот.
– Да ты бредишь, - сказал он.
Яхмес посмеялся.
– Фараон уже ввел в дом бога войско, когда отнял у тебя арестованного, - сказал он. – Или ты забыл, великий ясновидец?
Это употребление высочайшего титула вместе с упоминанием о надругательстве над ним наконец произвело желаемое действие. Тотмес покраснел, что случалось с ним редко, и после паузы резко сказал:
– Но до праздников Амона фараон у нас не появится!
– Боюсь, что он пренебрежет и праздниками Амона, господин Тотмес, - высказал Яхмес свою главную тревогу. – А у госпожи Меритамон скоро минует половина беременности.
Тотмес хмыкнул от смущения и раздражения.
– Хорошо же ты осведомлен о ее беременности, - сказал он. – Я так сочту, что…
– Ты оскорбил меня, - шепотом, но оттого не менее страстно перебил его Яхмес. – Я ничего не знал о Хепри до тех пор, пока Меритамон не взяли в гарем.
Несколько мгновений два жреца прожигали друг друга взглядами, потом Яхмес отступил и поклонился, а Тотмес принял более мирный вид.
– Что ты предлагаешь? – спросил он.
Яхмес прокашлялся, и сразу стал старым и утомленным.