Цветок Зари. Книга первая: На пороге ночи
Шрифт:
Кенур, уже сброшенный врагом со счетов, судорожно напряг одеревеневшие мышцы, и прыжок, лишённый обычной лёгкости, тем не менее перенёс его в нужное место, а челюсти в невероятном усилии снова сомкнулись на задней ноге чудовища подобно стальному капкану.
Мррум вцепился когтями в углы страшной пасти, его загнутое оружие искало доступ внутрь — к более уязвимым тканям и, кажется, достигло своей цели.
Рэй метнул Кинжал одним неуловимо-точным движением. Если его оружие — единственное представляющее для врага реальную угрозу — не пробьёт эту
Они поняли друг друга, кто может объяснить — как?
Они сделали это одновременно, и Кенур всё ещё сжимал зубами омерзительную ногу, когда Мррум уже откатился в сторону — живой, а Кинжал, вонзившийся почти по рукоятку, пылал серебряным огнём, и хотелось заткнуть уши (хотя это и не помогло бы) от непереносимого, раздирающего внутренности последнего воя-хрипа-стона изгоняемой из мира живых не-жизни.
Последним усилием Кенур разомкнул челюсти и отвернул морду — враг больше не вызывал ненависти — только всепоглощающее отвращение. Больше щенок не шевелился, жизнь осталась только в его глазах.
В его взгляде не было ни боли, ни страха, ни мольбы, ни вопроса, ни надежды, а только вина…
“Вы понимаете, так уж получилось, — словно говорил он. — Простите, что я не справился, простите за то, что я вас огорчил… и за то, что я такой тяжёлый… и вообще — за всё…”
Это было невыносимо.
Рэй тащил его по тёмным извилистым коридорам, ощущая противоестественный холод его одеревеневшего тела и пытаясь не смотреть в эти извиняющиеся глаза.
Но не смотреть было невозможно, не смотреть — это всё равно что бросить его, оставить одного — наедине со смертью, и он отводил взгляд только на миг, чтобы вдохнуть густой, пахнущий землёй воздух и выбрать дорогу на очередной развилке.
Мррум, изрядно помятый и потрёпанный, поддерживал щенка за задние ноги и шумно сопел, словно изо всех сил стараясь не разрыдаться, если, конечно, кифы вообще умеют плакать.
Его хвост, пыльный и грязный, как ободранная метёлка волокся за ним по земле в полном небрежении.
========== Глава 108. Гэри и Михал. Самоотверженность ==========
Крышка люка, что вёл из парадного зала Башни в подземелье, была тяжела и массивна. Она не открывалась изнутри и, по-видимому, была предназначена для обитателей и гостей подземной части поместья.
Но могло ли это помешать чёрной жрице добраться до чёрного алтаря?
Одинокая Луна всё ещё совершала свой путь по ночному небу, и колдунья ощутила новый прилив сил, когда та, кого она назвала жрицей, оказалась достаточно далеко.
Во что бы то ни стало необходимо принести жертву Губительнице, пока длится эта ночь — единственная за несколько годовых шестиугольников.
Колдунья воздела руки, и Башня Трёх Призраков, вновь оказавшаяся в полном её распоряжении (если не считать каморки на самом верху) сотряслась от крыши, украшенной полуобвалившимися зубцами, и до самого основания.
Внизу, отделённый от неё каменным полом, ожил жертвенник. Кровь, впитанная тёмной каменной
Маленький чёрный смерч поднялся в воздух, разрезая его с тонким свистом и лениво колеблясь из стороны в сторону, словно упиваясь своей растущей силой.
— Кажется, пора отсюда убираться, — высказался Командир.
— Давно пора, — с готовностью согласился Гэри.
Несколько минут они потратили на попытки понадёжнее закрыть люк и привести в чувство детей. Последние оказались бесполезны, а первые, в чём им предстояло убедиться через минуту, и вовсе бессмысленны.
Они хотели поднять детей, но их невесомые на вид тела налились свинцовой тяжестью. Для того чтобы сдвинуть валун размером с гроб, не потребовалось бы больше усилий.
— Ну ничего себе! — изумился Гэри.
Командир выругался, от души пожелав колдунье всяких экзотических неприятностей, а также подвергнув критике моральные устои её предков.
Этим он достиг того, что чёрный вихрь, набиравший обороты над алтарём, ещё немного увеличился и ощутимо качнулся в его сторону.
— Лучше бы ты… этого не делал, — сказал Гэри, с опаской покосившись на вихрь и с укоризной — на Михала.
— Да уж вижу… — покаянно буркнул тот, а в следующий миг тяжеленная крышка люка с грохотом обрушилась вниз по лестнице, что вела к ней, обдав людей каменной пылью и крошкой.
Сама лестница почти не пострадала, и колдунья немедленно спустилась по ней, двигаясь быстро и решительно, с той властностью, которая свойственна тем, кто никогда не сомневается в своём превосходстве.
— Убирайтесь отсюда немедленно! — приказала она. — Я разрешаю вам уйти, хотя за одну только попытку похитить Приношение вы заслуживаете смерти!
— Спасибо, конечно, — поблагодарил Гэри. — Но мы собираемся забрать этих детей с собой, вот ведь какое дело. А никакое ваше “приношение” нам и даром не нужно.
— Дети — и есть Приношение, — прошипела женщина, смутно подозревая, что он всё понимает и издевается над ней.
— Очень жаль, если так. Для вас, может, они — приношение, а для нас — дети, и детей мы заберём с собой, — спокойно ответил Вон.
Колдунья не хотела с ними связываться, предпочитая избавиться от незваных гостей. Ей совсем не понравилась сила Камня, и она ощущала, что он здесь, а потому предприняла ещё одну попытку договориться с чужаками.
— Они принадлежат Губительнице, и потому вам даже не оторвать их от земли. Вы ничего не понимаете и лезете — сами не знаете куда.
— Они принадлежат своим родителям.
— Глупый… — ухмыльнулась колдунья. — Ты что же думаешь, я ворую детей? Губительнице нет нужды воровать. Она едва успевает принимать то, что ей подносят по собственной воле. Родители сами отдали их мне! Это плата, а если Губительница не получит её в срок, то этим самым родителям придётся худо, так что подумайте… оба подумайте хорошенько, прежде чем вмешиваться в чужие дела.