Цветок Зари. Книга первая: На пороге ночи
Шрифт:
Я устала от разговоров и в последний раз предлагаю вам поступить разумно. В последний, — выговорила она с нажимом.
— В таком случае, меня совершенно не волнует, что будет с этими родителями, которые расплачиваются таким образом. Это уж их проблемы. Но мы без детей отсюда не уйдём.
— В таком случае, — передразнила колдунья, — вы вообще отсюда не уйдёте! Никогда! — она опустила нижнюю пару рук, а верхние конечности раскинула в стороны. — Тёмных духов и этот алтарь, и землю, на которой он стоит, и эти камни призываю в свидетели,
Расплывчатые тени, густея, переплетаясь и распадаясь, начали какую-то рваную, постепенно убыстряющуюся пляску на грани света, падавшего от фонариков на защитных костюмах людей.
Эти тени не боялись света, напротив, казалось, что он их боится и становится всё слабее, тускнея с каждой секундой, в то время как они приближаются.
Чёрная воронка, кружившая над жертвенником, расширила свой зев и развернула его в сторону вожделенных жертв.
Тела детей-жиззеа сдвинулись с места, их повлекло к тёмной плите, окрашенной кровью их предшественников.
Кровь казалась только что пролитой, она словно перетекала и пенилась внутри тёмного каменного тела, ставшего вдруг прозрачным.
Нарастающий вой на очень низких и одновременно очень высоких нотах, казалось, выворачивал наизнанку и раздирал на части.
Тем не менее, люди слышали слабый прерывисто-зудящий звук — довольный смех колдуньи, и ещё они видели, что дети открыли глаза…
Они по-прежнему не могли пошевелиться, но сознание вернулось к ним, их предсмертный ужас — это тоже часть платы, часть жертвы.
Фонарики последний раз слабо мигнули и погасли.
Теперь только два камня светились в кромешной темноте подземелья: один — огромный, пропитанный кровью и предсмертными муками, тускло и густо переливающийся зеленовато-жёлтым, словно насосавшийся упырь; другой, совсем маленький по сравнению с ним — весь уляжется на детской ладони — медленно разворачивал кокон золотого сияния.
Колдунья подошла к жертвеннику и возложила на него нижние руки, верхние сжимали ритуальный нож.
Голос её звучал глухо, внезапно поднимаясь до пронзительного режущего визга, он вновь падал вниз, словно уходил куда-то под землю.
“Непереводимо…” — хрипло булькнул переводчик и отключился, сдаваясь перед натиском, который не может отразить самая совершенная техника, перед ним бессильно оружие, и даже Михал понял, что тянуться за бластером или парализатором бесполезно.
Тёмная энергия этого места навалилась на них, покорная воле чёрной жрицы.
Однако она не была спокойна и не ощущала уверенности, как должно быть. Камень тревожил её. Упрямые пришельцы что было сил вцепились в детей, ни за что не желая выпустить их. Она вновь послала к ним Сухой Ветер, чтобы попытаться вырвать Камень из их рук.
Здесь, у чёрного алтаря, сила легендарного Сухого Ветра велика, как нигде. Он обрушился на людей с рёвом — на этот раз Камень не защищал их так хорошо, как в руках живущей.
Пыльный
“Только не отпускать… только не отпускать…” — думал он, одной рукой сжимая Камень, а другой обхватив странно одеревеневшее тело ребёнка.
Михал лежал рядом, удерживая вторую жертву, и из последних сил цеплялся за руку Вона — ту, что с Камнем. Люди уже не пытались встать на ноги, осознав, что им не оторвать от пола детей.
Вокруг бушевала, безумствовала тёмная стихия, но причинить им серьёзный вред она была не в силах. Пока Камень у них…
Гэри почти перестал ощущать правую руку, и от этого ему казалось, что она совсем слабо держит Камень. Он стискивал его всё сильнее, рука всё больше немела…
— Помоги, Командир… — прохрипел он. — Не могу удержать…
Михал с огромным трудом переместил руку, чтобы обхватить кисть Гэри. Во время этой операции его едва не оторвало и не унесло прочь — к жертвеннику, бешеной ревущей круговертью.
Теперь и рука Михала онемела. Приказы мозга напрягали мышцы, но ответных импульсов — о выполнении приказа — не было. Всего лишь иллюзия…
Сухой Ветер был бессилен, он не мог вырвать у них Камень, до тех пор пока они держат… пока они держат детей.
Колдунья ничего не могла с этим поделать, но создать у них иллюзию беспомощности — это было в её силах.
Их снова поволокло по полу в сторону жертвенника, и, когда они почти достигли его, колдунья вновь обратилась к людям, презрительно глядя на них сверху, пряча за презрением свои сомнения.
— В последний раз — в самый последний раз я даю вам возможность уйти, — её голос легко перекрывал рёв, свист и скрежет взбесившегося мрака. — Их судьба решена, и её не изменить, — она указала на детей небрежным жестом, которого люди не видели, но всё и так было ясно. Даже без перевода.
Переводчики по-прежнему не работали, и от того, что смысл слов чёрной жрицы каким-то непонятным образом доходит до сознания, минуя привычные барьеры, становилось ещё более жутко, ещё острее ощущалась незащищённость, наиболее болезненная именно здесь — в последнем бастионе собственного разума.
— Вы сделали всё, что могли. Вам не в чем себя упрекнуть. Бессмысленно умирать вместе с ними. — Она замолчала, как бы давая понять, что у них есть немного времени на размышление. Совсем немного, но всё-таки есть.
— Уходи! — рявкнул Командир в ухо Гэри.
— Ещё чего, — проскрипел тот.
— Уходи! — повторил Михал, яростно лягая Вона.
— И не подумаю! — отрезал Гэри.
С шипением и свистом упали в ревущий мрак слова колдуньи — её терпение лопнуло, а кроме того, время Одинокой Луны было на исходе.