Дальней дороги
Шрифт:
– Удовлетвоение?
– задумчиво переспросил человек.
– Очевидно, да. Хотя мне и трудно было бы провести четкую грань между удовлетворением от самого факта, и тем чувством, с которым мы, люди, вспоминаем о том, что происходило в молодости.
– Но ведь вы летаете и сейчас?
– Сейчас я просто не представляю себе иной жизни.
– Вы, по-видимому, не подвергались большой опасности за годы, проведенные вне Земли. Но такие опасности существуют?
– Кое-какие опасности существуют, - ответил представитель Звездного флота.
– И еще: как относится время, проведенное
– Тут не обойтись без вычислений... Во всяком случае, в пространстве мы проводим куда больше времени, чем на планетах.
– Мы удовлетворимся и такой точностью. Не хотите ли вы спросить о чем-нибудь нас?
– Готовы ли вы к завтрашнему испытанию?
– О, сделать все то, что нужно вам, не составляет трудностей.
– А что нужно вам кроме этого?
– Об этом, - сказал рамак, - мы думаем. Но нам пора. На полигоне считают, что мы не должны отлучаться: люди не привыкли к нам. Хотя вы, например...
– О, - любезно сказал представитель, - мне случалось видеть и не такое.
– А вам не случалось встречать в пространстве жизнь, похожую на нас?
– Если бы случалось, об этом знала бы вся Земля.
– Итак, до свидания, мы летим.
– До завтра, - вежливо сказал представитель Звездного флота.
Он проводил рамаков взглядом; они отплыли в сторону, чуть покачиваясь в воздухе, скользя над самой травой, так что можно было подумать, что это удаляются люди в старинных, до пят, одеждах, надетых поверх металлических доспехов. Затем, один за другим, рамаки взмыли в воздух.
– Счастливого пути, - пробормотал представитель.
– Однако я начинаю сомневаться, даст ли завтрашнее испытание полное представление о том, что можно и чего нельзя ожидать от них. Разумеется, проспекты и описания не дают полной информации, да и кто может дать исчерпывающую информацию о такой не простой вещи, как разум?
Он вспомнил женщину с папоротником и вздохнул. Он двинулся дальше, в глубь леса, с наслаждением вдыхая густой и, казалось, зеленоватый воздух. Прошло довольно много времени, в продолжение которого он не вымолвил ни слова, только глядел и дышал. Несколько минут он простоял под сосной, глядя на еще одну белку; на этот раз он не испугался. Затем его надолго задержало суетливое население высокого муравейника, сложенного из сухой хвои.
Стояла лесная тишина, которая никогда не бывает полной, но не надоедает и не беспокоит. Где-то стучал дятел, в противоположной стороне насвистывала еще какая-то птица. Затем в ее пение вмешалась еще одна; голос ее был резок и прерывист. Человек вздохнул и извлек из грудного кармашка маленькую коробочку. Он поднес ее ко рту.
– Не так громко, - сказал он.
– Не то вы распугаете все живое в радиусе километра, а то и двух. Да, Витя, я слушаю вас с удовольствием. Жаждете видеть меня? Не ожидал, что произведу на вас такое впечатление... Да я вам, собственно, ничего и не рассказывал. Ах, остальное вы додумали сами? Смотрите, не ошибитесь...
Он помолчал, слушая.
– Ну, допустим, все это удастся, и я возьму вас. Но что скажет ваш шеф? Добрый? М-да, значит, он основательно изменился с тех пор, как я видел его в последний раз... Вот видите, он вам ничего
Он снова умолк. Потом сказал:
– Ну что же - это и в самом деле справедливо. Нельзя обрекать людей на что-то, не испробовав предварительно этого самому, тут я с вами согласен. Ну что вам сказать, давайте, встретимся еще раз. Сейчас же? Жаль, конечно... Нет, я имею в виду прогулку: давно уже мне не приходилось бродить так по лесу. Что?
– Он засмеялся, но в глазах его была грусть. Ну, это не те леса. Ладно, что-нибудь мы с вами придумаем. Прилетайте - хотя бы на полигон рамаков, там есть такой маленький домик для приезжающих - вот-вот, там я и обосновался. А я вылетаю сейчас же.
Он опустил руку с коробочкой и еще с минуту постоял, вслушиваясь в частый стук дятла.
– Счастье не бывает продолжительным, - изрек он наконец.
– Но ничего не поделаешь, юнец прав.
Он снова поднял коробочку, из одного угла ее вытянул антенну, больше похожую на обыкновенную булавку. Затем повернул назад и вскоре вышел к тому месту, где суетились муравьи.
– Надеюсь, - пробормотал он, - мы не помешаем им.
Он остановился и поднял коробочку над головой. Через несколько минут послышалось негромкое жужжание, кургузая машина повисла над поляной. Человек отошел в сторону, подальше от муравейника; машина послушно следовала за ним. Он остановился. Тогда машина мягко приземлилась.
– Да, - сказал человек.
– Ты, конечно, помогаешь экономить время. Но все же пешком куда приятнее!
Он провел ладонью по дверце, прежде чем открыть ее. Затем уселся в кресло. Повернул несколько переключателей на пульте и закрыл глаза.
– Волгин, Волгин, - негромко проговорил он.
– Не знаю, как с рамаками, но с тобой вряд ли мы договоримся, корифей. Интересно, насколько ты изменился за это время и в какую сторону. Все же то, что ты встретил Лену, говорит в твою пользу. Это я видел собственными глазами, это неоспоримый факт, именно такой, какие так уважают наши друзья рамаки. Но ни о чем другом я судить пока не могу.
Он открыл глаза вовремя - под .ним уже были кусты и редкие строения полигона.
11.
Волгин осторожно затворил за собой дверь, уселся в кресло, оперся на стол локтями и несколько секунд сидел, не двигаясь, неотрывно глядя на Лену и бессознательно улыбаясь. Наконец и она, так же внимательно глядевшая на него, улыбнулась в ответ; тогда он внезапно стал серьезным, даже мрачным: он вспомнил, что визит его был не просто дружеским визитом.
– Ну как тебя устроили?
– спросил он.
– Хорошо? Если что-нибудь не так, только скажи.
– А ты здесь что - наместник бога?
– Да вроде этого, - усмехнулся он, и почувствовал, что усмешка получилась неуместной - выходило, что он хвастался, а Волгин не хотел этого.
– В общем, институт разрабатывает мою идею. Но обо мне - в другой раз, я, как видишь, в порядке, у меня все благополучно.
– Да, - сказала она.
– Ты благополучен.
– Хватит обо мне. Давай лучше о тебе и...
– он кивнул головой, - о нем.
Она положила руку на живот.
– О нем - пока рано, тебе не кажется? Да и зачем?