Дальняя заря Ивана Ефремова
Шрифт:
– Леночка, это же будет уже искажение реальности, то есть ложь. Если они там и в самом деле не видят ничего постыдного в публичной наготе, в совместных занятиях любовью, как обычными физкультурными упражнениями…
Тогда тебе издать не удастся никогда. Ханжество Главлита – уже стало притчей во языцех. Если ты думаешь издаться под видом научного труда, то получится ещё хуже. Тут же на тебя напишут донос и упекут за порнографию, а то и за антисоветизм.
–
9. ВСТРЕЧАЙ НАС, ТОРМАНС
10 сентября 1955 года. Крым. Судак. Иван Ефремов и Тася Юхневская
– Милая, забыл совсем, ты заявление написала? – разливая по бокалам золотистое алиготе, спросил Иван Антонович.
Он поднял бокал и посмотрел сквозь него на пробивающийся в комнату яркий луч света. Потом протянул его Тасе. – С сыром попробуй. Тут советский научились варить почти как в Швейцарии.
– Ой, вы и в Швейцарии были? – удивлённо распахнула большие глаза Тася.
– Нет, в Швейцарии я не был, но знающие люди рассказывали, что сыр там просто гастрономический шедевр. Но ты не ответила, я тебя про увольнение спросил.
– Нет, не написала. Девочки в кадрах отговорили … Посоветовали, чтобы я подумала ещё, если надумаю раньше, то позвоню, а сразу по возвращении всё оформлю.
– Плохо, я договорился, что ты с первого октября учиться пойдёшь. Как раз первый курс из колхоза вернётся, а у тебя ещё увольнения не будет.
– Тогда можно на неделю раньше вернуться, – Тася вздохнула с сожалением. – Нам же двух недель хватит?
– Ладно, посмотрим. Но ты всё-таки зря пошла на поводу у этих ушлых девиц. Знаю я их. Палец в рот не клади, по локоть откусят. – Он протянул девушке золотистую с красным бочком грушу. – Попробуй, сладкая как мёд. Как твои губки.
Ветер шевелил белую сатиновую занавеску. С моря через открытое окно доносился шелест волн и запах водорослей. Сам по себе он Тасе не нравился, но это запах настоящего моря, а значит, любви, счастья, любимого мужчины.
Она вздохнула и залпом осушила бокал.
– А мы на море пойдём? – спросила Тася. – Никогда в море не купалась.
– Конечно, – улыбнулся Ефремов. –
– Иван Антонович, пойдёмте лучше на море, – скорчила недовольную рожицу девушка. – Что вы как старый дед. То не сделала, это не правильно…. Вы все две недели будете меня учить?
– Ты права, что-то я разбрюзжался как зануда какой-то… И кстати Тасёнок, мы же уже на «ты» перешли. Или я что-то путаю?
– Ну-у-у, перешли вроде бы, но тебя две недели не было, я отвыкла. Вы, ой, то есть ты такой солидный, такой импозантный мужчина, я постоянно теряюсь.
Ефремов рассмеялся и привлёк девушку к себе. – Сейчас пойдём на море… – прошептал он сквозь поцелуй.
***
Генуэзские башни Сурожа, чудесные цветники Никитского ботсада, шумная по-летнему Ялта, трёхконечная вершина Ай-Петри на фоне выгоревшего сентябрьского неба, легендарный, Севастополь, ещё в руинах, Бахчисарай, с ханским ветхим дворцом, гроты Чуфут-Кале и караимское таинственное кладбище у его подножия – везде побывали Иван Антонович и Тася. Через неделю культурной программы они вернулись в Судак, в тот самый домик на берегу моря, откуда выехали.
Внезапно оказалось, что в домике уже кто-то живёт. Это было видно по развешанной на заборе одежде.
– Я же заплатал деду за две недели вперёд. – Недоумевал Иван Антонович. – Этот прохиндей ещё кому-то нашу комнату сдал, получается.
– У нас в детдоме говорили «когда хохол родился – жид удавился», – рассмеялась Тася. – Ничего страшного! Мы же найдём комнатку? Правда?
– Да, не волнуйтесь! – раздался приятный тенор из хаты. – Мне кажется, мы и втроём в этом домике поместимся. Тут ще добра свитлица е. Не лайтеся на старого Павлуся. Пенсия у него очень скромная, вот и крутится, как может.
На крылечко вышел сухощавый высокий молодой человек лет двадцати пяти со щёгольскими усиками, как у Кларка Гейбла.
– Прошу к нашему шалашу, – раскинул он руки в приглашающем жесте.
– Здравствуйте. А Вы давно здесь живёте? – защебетала девушка, увидевшая в происшествии новое приключение. – Мы неделю как уехали. Весь Крым облазили. А вы откуда? А кем работаете? Артистом, наверное?
<