Дай лапу, друг медведь !
Шрифт:
– Я вот задам тебе - красное!
– прикрикнул отец и подхватил девочку под мышку.
– Чего раздетая выскакиваешь? Не лето!
Так под мышкой и внес он ее в избу.
– Ну, скажи! Мы ведь видели, что ты останавливался и разговаривал с ними, - не отступалась Лариска.
– Я же сказала тебе - рябину!
– с легким раздражением произнесла Клавдия Михайловна.
– А как они ее? В таких узких, длинных сеточках?
– Не в сеточках, а на прутышках, - пояснил отец.
– Мы, помню, тоже так носили: нанижешь кисти на прутышки и несешь домой красные стожки ягод... С тех пор ни разу не видал, чтобы так рябину собирали. Сейчас вот первый раз. Даже удивился.
– А что они с ней делать будут? Ведь она кислая.
– Птиц кормить. Зимой птичкам корму не хватает, они и станут их ягодками подкармливать.
– А я Валерку как просила, чтобы он тоже кормушки сделал, а он не хочет, - пожаловалась Лариска на брата.
– Зря. Дело полезное. И интересное.
– Конечно, интересное!
– подхватила Лариска.
– Я вчера из школы шла и долго смотрела, как воробушки и синички по Борькиным кормушкам прыгали. Там уже ничего не было, Борька еще из школы не пришел, а они все равно прыгали... Синички такие красивенькие!
Валерка сидел на диване и смотрел телевизор. Валентин Игнатьевич сел рядом, спросил:
– Ты почему не хочешь кормушки для птиц сделать? Лариса же просила... Разве это трудно?
– Еще чего! Стану я обезьянничать!
– не повернув головы, бросил Валерка.
– Ты как с отцом разговариваешь?!
– неожиданно вскипел Валентин Игнатьевич.
– А чего?
– вскинулся Валерка.
– Мне никаких кормушек не надо. А кому надо, те пускай и делают.
– Кормушки нужны птицам, а не кому-то, - сдержанно сказал отец. Кроме того, тебя просила сестра. И, честное слово, самому тебе было бы полезнее немножко поработать топором да молотком, чем с утра торчать перед телевизором.
– Я уж и то говорила, - вмешалась в разговор Клавдия Михайловна. Смотрит подряд все передачи! Как не надоест?
Валерка счел за благо промолчать. А Валентин Игнатьевич подумал, что с некоторых пор сын стал заметно раздражительней и грубей. Что это неизбежные издержки переходного возраста или тут есть какая-то связь с тем, что Валерка перестал дружить с Андрюшкой?
– Папа, раз Валерка не хочет, сделай кормушку ты!..
– просила Лариска отца, теребя его за рукав.
– Сделаю, сделаю, - рассеянно обещал Валентин Игнатьевич.
– Только тогда Валерка пускай птичек не кормит. Я сама буду!..
– Ладно, - кивнул отец.
– Ты будешь кормить, ты...
– А за рябиной сходим?
– Нет. Нынче рябины мало. Ребята где-то нашли, так они не раз искать ходили.
Лариска сыпала и сыпала вопросы. Валентин Игнатьевич рассеянно отвечал ей, а сам все думал, как узнать, что творится в душе сына. А может, попробовать как-то помирить его с Андрюшкой? Но перед глазами Валентина Игнатьевича тотчас встал Борька. Мириться с Андрюшкой - значит сдружиться и с Борькой, но после этой истории с курткой какая может быть дружба?
Думая так, Валентин Игнатьевич решил пока не вмешиваться в дела ребят: пусть все остается так, как есть.
27
С наступлением холодов дед Макар все чаще и чаще вспоминал о своем обещании поискать для городских охотников берлогу. И не вознаграждение, которое посулили горожане, затронуло душу старого охотника - жил он безбедно, в деньгах не нуждался, но очень уж хотелось ему сбить спесь с этих молодых медвежатников, которые и медведя-то толком не видали; хотелось доказать им, что он хоть и стар, но в охотничьем деле по-прежнему кое-что смыслит и слов на ветер не бросает. И когда в конце октября ударили крепкие заморозки, дед Макар собрался в разведку.
Верный стариковским охотничьим приметам, Макар вышел из деревни ранним утром, еще в темноте, чтоб никто не мог его встретить и поинтересоваться, куда это он отправился, - ведь ушедшему незаметно чаще сопутствует удача.
В шести километрах от Овинцева, за Слудным болотом, был глухой ельник-зеленомошник, прозванный Мертвяком. То ли почва там оказалась скудной, то ли сырость влияла, но ели с возрастом не становились ни выше, ни толще. Худосочные, с пепельно-серой корой и жиденькой хвоей, они стояли на мягких, как подушки, кочках и если не валились от ветра, то лишь потому, что росли густо и, раскачиваясь, поддерживали друг друга. Не было в том ельнике ни грибов, ни ягод, ни дичи, и люди стороной обходили этот пустой лес.
Мало кто знал, что в ельнике, в самой его глуби, была небольшая островина - рёлка, узкий каменистый кряж, возвышающийся над болотистой равниной. На этой островине, вцепившись корнями в каменистую почву, росли могучие темнохвойные ели и древние сосны с извитыми корявыми сучьями. Туда, на эту рёлку, и отправился дед Макар.
Впервые он попал на островину в Мертвяке двенадцать лет назад. Это было весной. Макар охотился на глухарином току на Слудном болоте и, отправляясь домой, случайно наткнулся на свежий, редкой величины след медведя. Крупный зверь всегда особенно волнует кровь охотника, и Макар, хотя уже забросил к тому времени медвежью охоту, решил посмотреть, откуда пришел медведь, где провел зиму.
Он повесил на сук глухарей, которых нес через плечо, и двинулся по следу в ту сторону, откуда прошел зверь.
В лесу было еще много снегу, но после ночного заморозка наст держал хорошо, и Макар быстро распутал звериный след, который и привел его через Мертвяк на островину, к берлоге.
Это была очень хорошая берлога, вырытая на южном склоне рёлки меж густых невысоких елочек. Молодые разлапистые деревца настолько хорошо скрывали ее, что, если бы не след вышедшего зверя, заметить берлогу оказалось бы невозможно.
Насмотревшись на зимнюю квартиру медведя, Макар решил обойти островину, о которой, к стыду своему, раньше даже не слыхал. Он был изумлен, обнаружив на рёлке еще две берлоги, из которых звери тоже ушли, но несколькими днями раньше. Это было тем более удивительно, что островина оказалась не так и большой - четверть версты в длину и сажен сорок в ширину.
За минувшие с тех пор годы старик еще трижды побывал, как он говорил, в медвежьей деревне. Он не поленился и облазил всю рёлку - очень уж хотелось узнать, сколько же на ней берлог. Результат оказался неожиданным даже для такого бывалого охотника: всего он нашел на рёлке берлог разной давности одиннадцать штук.