Дефолт, которого могло не быть
Шрифт:
Правда, рост реального курса рубля в целом беспокоил и МВФ, и потому фонд настойчиво предлагал применить существенную стерилизацию. Но, как известно, результаты вновь превзошли все ожидания, и даже при неблагоприятных международных условиях экономический рост составил за год 5,3% ВВП, в очередной раз позволив России занять одно из первых мест в мире по этому показателю.
Россия и МВФ – по-прежнему друзья
Парадигма менялась, а вместе с ней и представления мирового сообщества о происходящем. Началась переоценка взглядов в отношении путинской России и попытка разобраться в том, что она из себя представляет теперь, после девяти лет не вполне удачных постсоветских реформ. Стало ясно, что
В конце ноября в Москве побывала очередная миссия фонда. Она столкнулась с тем, что российские власти посылали довольно противоречивые сигналы. Касьянов прямо сказал мне и косвенно дал понять миссии, что в новой договоренности с МВФ нет необходимости. Помощи от Парижского клуба уже не ожидалось, и потому пропадал этот прикладной смысл в заключении договоренности с фондом; в определенном смысле России даже было выгодно показать всему миру, что она отныне может обходиться и без помощи МВФ. Любая поддержанная МВФ программа, если необходимости в ее финансировании со стороны фонда не имелось, получала статус «кредита предосторожности». Для фонда это означает, что деньги не выделяются, кроме как в случае серьезного ухудшения обстоятельств, на которые правительство заведомо не может повлиять. Однако, поскольку руководил сотрудничеством с МВФ Кудрин, Касьянов не стал дезавуировать его действия открыто перед членами миссии, ограничившись намеками. Кудрину же он сказал, что заключать договоренность с МВФ стоит только в том случае, если она не будет увязана ни с какими реальными обязательствами. Иными словами, ничего сверх того, что правительство и так уже наметило в рамках собственной программы, в договоренности с фондом не должно было быть.
Кудрин попытался согласовать с фондом именно такую программу, и МВФ пошел ему навстречу в ее разработке. Переговоры продолжались еще какое-то время, пока не было наконец решено, что никакой программы не будет. Все это получилось довольно путано, поскольку сам Кудрин по каким-то своим соображениям явно хотел принятия программы, и точно так же хотели этого и задействованные в работе с ним сотрудники фонда. Они даже представили Совету директоров доклад о результатах переговоров с Кудриным, сообщив, что работа над проектом программы близка к завершению и вскоре он будет представлен на рассмотрение Совета. И только когда Кудрин попытался утвердить в правительстве подготовленный проект, из негативной реакции Касьянова стало понятно, что идея новой договоренности с фондом была обречена на провал с самого начала [254] .
Касьянов был прав. В программах фонда Россия больше не нуждалась, отныне ей достаточно было отношений дружбы и сотрудничества с МВФ. Предстояло выстроить отношения по-новому, и никаких обязательных для исполнения согласованных рамок уже быть не могло. Фонд превращался в доверительного советника и помощника, а Россия теперь сама решала судьбу своей экономики. Впервые за всю постсоветскую историю страны появилось понимание, что Россия больше не нуждается в финансовой помощи со стороны, что она ни от кого не зависит. Поэтому советы иностранцев, да и быстро набиравших силу отечественных экспертов, власти могли отныне воспринимать разве что с доброжелательным интересом.
Эта перемена произошла настолько быстро и незаметно, что сотрудники МВФ еще довольно долго продолжали работать с прежним, «программным», отношением к делу. В январе 2001 года к команде МВФ, занимавшейся Россией, присоединился опытный сотрудник фонда Сиддхартх Тивари. В середине 1990-х гг. он представлял МВФ в России, и именно он начал работу по переориентации с обычных программ помощи на углубленные исследования и выработку рекомендаций. На этой основе в Москве продолжил работать пришедший мне на смену Пол Томсен.
В остальном в течение года сохранялись благоприятные условия, экономический рост продолжался, а отношения между правительством и частным сектором
Россия становится нормальной страной
В 2001 году появилось ощущение, что жизнь в России начинает становиться похожей на нормальную. Конечно, никуда не делись бедность, чиновничий произвол и некомпетентность бюрократов, и все еще слишком часто вспыхивали различные скандалы. Но при этом тогда не покидало чувство, что жизнь потихоньку становилась лучше. Даже в отношении злоупотреблений милиции, преступности и коррупции среди руководства страны, казалось, появилось больше прозрачности, а публичные дискуссии на эти темы уже мало чем отличались от тех, что шли в других странах. К сожалению, эта относительно оптимистическая перспектива исчезла еще во время первого путинского срока.
Стабильность администрации Путина и правительства Касьянова выгодно отличала их от предшественников. Возможность того, что государственные институты и их руководители могут в России быть и надолго, уже сама по себе вселяла надежду.
Камдессю, даже будучи пенсионером, продолжал вести активную жизнь – уже в качестве уважаемого ветерана – среди международных государственных деятелей. В апреле он посетил Москву по случаю организованной Ясиным конференции, посвященной модернизации российской экономики. Он поделился впечатлением, что его российские собеседники, включая Касьянова, сильно изменились, обрели уверенность в себе и мало чем отличаются от своих европейских коллег.
Состоялось наконец-то знакомство Путина с президентом Бушем. Они встретились 16 июня в Словении, и неожиданно между ними завязались хорошие отношения, тут же сказавшиеся и на западных представлениях о России. К тому же Путин уже имел тесные и откровенные отношения с Блэром и Шредером [255] . Вскоре он встретился с ними снова на саммите «Большой восьмерки» в Генуе (21 – 22 июля).
18 – 19 июня побывал в Москве Фишер. Это был его прощальный визит в качестве руководителя МВФ. Путин пригласил Фишера вновь посетить Россию и даже в шутку предложил ему работу в Москве [256] . Впоследствии Россия досрочно погасила часть полученных от МВФ кредитов, в результате чего оставшаяся непогашенной сумма опустилась ниже того уровня, начиная с которого МВФ вводит обязательный постпрограммный мониторинг.
Перемены в отношениях
К лету 2003 года стали ощущаться перемены в представлениях внешнего мира о России. Маятник международного общественного мнения в очередной раз качнулся от мрачного настроения к эйфории (правда, всего через год он опять начал двигаться в обратном направлении). Перемена к лучшему началась еще летом 2001 года, но особую силу ей придали события, последовавшие за трагедией 11 сентября. Изменение в отношении к России до и после этого события было разительным. До него западная пресса клеймила Буша и остальных западных лидеров за ту якобы наивность, с которой они вели дела с Путиным. А 11 сентября все сразу и резко изменилось. Буш сообщил, что первый иностранный руководитель, который позвонил ему, был Путин и что он пообещал не повышать в ответ состояние боеготовности российских войск, несмотря на введение полной боевой готовности в вооруженных силах США, а также отменить во избежание недоразумений начинавшиеся крупные военные учения. Через две недели после трагедии Путин решительно поддержал созданную США антитеррористическую коалицию, предоставил возможность использовать коридоры в российском воздушном пространстве, объявил о готовности делиться разведданными и снял все возражения против размещения баз США в Средней Азии. Еще через несколько недель Путин сделал следующий шаг и объявил о закрытии военных баз, остававшихся еще с советских времен во Вьетнаме и на Кубе.