Дефолт, которого могло не быть
Шрифт:
С реформой судебной системы получилось не намного лучше. В 2001 году Козак, бывший тогда заместителем руководителя администрации президента, подготовил ряд основополагающих преобразований в этой сфере, предусматривавших в том числе введение суда присяжных, изменение порядка избрания судей, введение возрастного ценза для них и увеличение оплаты их труда. Одним из ключевых элементов реформы была попытка ограничить влияние всесильной прокуратуры за счет ограничения ее участия в рассмотрении уголовных дел и практически полного отстранения от участия в гражданском судопроизводстве. За прокурорами осталось право расследовать уголовные преступления, возбуждать дела в суде и наблюдать за соблюдением законности в процессе следствия.
Группы интересов
Бесспорно, что по сравнению с концом 1990-х гг. российские суды гораздо реже используются в качестве одного из средств ведения коммерческих войн [283] . Но в то же время они все больше отходят от роли независимых арбитров и, что в уголовных делах, что в коммерческих спорах, предпочитают занимать сторону государства. Это явление получило название «Басманное правосудие» – россияне понимают под этим судебную систему, защищающую исключительно, невзирая на букву закона, интересы государства. Принято считать, что дело ЮКОСа стало самой яркой иллюстрацией этого нового статуса российских судов.
Государство завоевывает командные высоты
Одной из примет правления Путина стал призрак возможного пересмотра результатов приватизации (что фактически произошло в случае с конфискацией ЮКОСа якобы за долги по налогам) и восстановление государственного контроля в экономике в широком смысле. Все, что связано с госконтролем, вызывает в России особую озабоченность по целому ряду причин. Самая очевидная из них заключается в том, что нередко правительство предпринимало некие действия, не озвучив при этом четко свою политику (как это случилось в конце 2003 года в деле ЮКОСа), в результате чего у инвесторов возникали серьезные трудности при оценке инвестиционного климата в стране. Хотя, правда, в апреле 2008 года был наконец принят закон, определяющий стратегические отрасли экономики и правила инвестирования в них. Но в любом случае, чтобы оценить его эффект, должно пройти какое-то время.
Кто в России действительно поддерживает идею госкапитализма (кроме имеющей свой интерес группы экономически безграмотных людей, обладающих, к сожалению, хорошими связями во властной вертикали)? Насколько вероятно, что государство возьмет экономику под свой контроль? Может ли из-за этого затормозиться экономическое развитие страны?
Прежде всего, следует понять, что концепция государственного контроля не так проста. В международной практике она включает в себя много различных аспектов, ряд из них применимы к нынешней России и далеко не сводятся к государственному участию во владении предприятиями.
Эта концепция может, например, подразумевать партнерство правительства и крупного бизнеса, при котором государство предпринимает шаги в интересах крупных компаний, и в этом одно из ее отличий от политики невмешательства, не предполагающей никакой защиты крупного бизнеса от рыночных сил. Она может также означать тесную связь между правительством и частным сектором в тех случаях, когда компании поставляют свою продукцию на гарантированный им рынок. Ярким примером в этом случае может служить военно-промышленный комплекс: фирмы работают под госзаказ и ограждены от дисциплинирующего влияния свободной рыночной конкуренции. Другим примером могут служить дешевые государственные кредиты и гарантии, дающие преимущества отечественным экспортерам.
Идея госконтроля имеет богатое прошлое и применялась в разные периоды в той или иной форме во многих странах. Возникает она либо как реакция на экономический крах или спад в отдельных секторах, либо при необходимости наладить управление конкретной естественной монополией. Иногда, как в случаях «экономического чуда» в Японии или Корее, она имела в своей основе тезис о защите «зарождающихся производств».
Один из вариантов этого
В той или иной степени госконтроль существует везде. И неудивительно, что в России многие выступают за активную роль государства в экономике – в конце концов, страна таким образом лишь фактически присоединилась к многочисленным игрокам на поле, где передача «командных высот» в госсобственность в правилах игры.
Однако мода на политику в пользу госконтроля приходит и уходит. После падения Берлинской стены и воплощения идей Милтона Фридмана правительствами Тэтчер и Рейгана многие страны отказались от прямого участия государства во владении предприятиями и предпочли ограничиться регулированием частного сектора и партнерскими отношениями с ним. С этой точки зрения развитие России в последние годы скорее противоположно нынешней глобальной тенденции к приватизации. Но нельзя упускать из виду и то, что в мире отмечается «ползучее» расширение участия правительств в экономике за счет принятия все новых и новых нормативных требований, а смешанные государственно-частные проекты и вовсе стали в последнее время излюбленной формой взаимодействия.
В теории в некоторых случаях введение госконтроля кажется предпочтительным, но на практике результаты реализации этого принципа все равно не радуют. Нерациональное использование ресурсов, коррупция, раздутые штаты, низкие производственные показатели – все это характерные черты, свойственные, за очень редкими исключениями, всем госпредприятиям в большинстве стран; очевидно, что они ложатся тяжким бременем на национальную экономику. В России, в первую очередь в госсекторе, проблема усугубляется острой нехваткой квалифицированных, компетентных и честных менеджеров, и потому дальнейшее распространение госконтроля в экономике ни к чему хорошему не приведет. Наоборот, оно наверняка лишь увеличит базу для коррупции. В то же время, по данным ЕБРР за 2006 год, в России доля госсектора в ВВП составила около 35%, то есть значительно меньше, чем в среднем по Западной Европе, и лишь не намного больше, чем в Соединенных Штатах, хотя эта доля и выше, чем была до конфискации активов ЮКОСа.
Можно ли однозначно утверждать, что ведущая роль государства вредна российской экономике? В некоторых отраслях, например в ТЭК, такая роль оправданна, невзирая на неизбежные издержки, связанные с высокой долей государственного участия. Государство занимает ведущие позиции в банковском секторе, авиастроении, судостроении, в развитии нанотехнологий. Создана госкорпорация «Российские технологии», призванная развивать тяжелую промышленность. От отраслевых министерств звучали предложения о создании госпредприятий в таких областях, как рыболовство, дорожное строительство и фармацевтика.
Налицо определенная тенденция, но спешить с ее безусловным осуждением все-таки не стоит, ведь у каждой страны свой собственный опыт. Например, поначалу, несколько лет назад, МВФ рекомендовал России воздержаться от создания Стабилизационного фонда и указывал на строгие требования, соблюдение которых, исходя из международного опыта, необходимо для эффективного управления таким фондом, а по сути, опасаясь нецелевого использования накопленных средств. Тем не менее сегодня вряд ли кто-то станет спорить с тем, что создание российского Стабфонда оказалось весьма успешным начинанием и позволило избежать «голландской болезни» [284] . По аналогии с этим примером в более общем плане можно предположить, что при всей обоснованности сомнений в эффективности госконтроля некоторый шанс на успех у этой стратегии все-таки есть.