Дело беглой медсестры

Гарднер Эрл Стенли

— Отвечайте на вопрос! — потребовал Мейсон.

— Ваша Честь, — запротестовал Карл Харлей, — мы впустую тратим драгоценное время. Это же общепринятая практика, что и адвокаты, и обвинители, как правило, обговаривают с ключевым свидетелем стратегию его поведения на процессе, основные тезисы и характер его ответов.

— Мой вопрос несколько шире, — сказал Мейсон, — и я хотел бы получить на него ответ.

— Протест, если таковой имеет место, отклоняется, — распорядился судья Тэлфорд. —

Отвечайте на вопрос, мистер Ломакс.

— В общем, дело обстояло именно так, — ответил свидетель.

— И вы пошли на это? — спросил Мейсон.

— А что мне было делать?

— Вы согласились замалчивать обнаружение отпечатков миссис Малден на фляжке до начала перекрестного допроса, а затем при первой же возможности, огорошив меня, запротоколировать этот факт. Верно?

— Ну, в принципе, верно…

— Значит, — подытожил Мейсон, — вы с предубеждением относитесь к подсудимой.

— Что вы, нет, конечно.

— Тогда, ко мне?

— Да нет же, просто я свидетель обвинения.

— Значит, вы предубеждены в пользу обвинителей?

— Мне не нравятся слово «предубежден», — заявил свидетель.

— А мне безразлично, что вам нравится, а что не нравится, — заметил Мейсон. — Я хочу установить, имея на то законное право, наличествует ли в вашей позиции элемент предубеждения. Я выясняю, не предубеждены ли вы в пользу обвинения.

— Не настолько, чтобы исказить в своих показаниях истину.

— Но настолько, чтобы вступить в заговор с прокуратурой и подстроить мне ловушку. Кабы я угодил в нее, пресса представила бы публике подсудимую в самом непривлекательном свете, нанеся громадный ущерб перспективам разбирательства.

— Но, мистер Мейсон, думаю, факты говорят сами за себя.

— О фактах я пока не говорю. Я говорю о вашем поведении, которое само по себе становится в ходе судебного разбирательства значимым фактом. Ведь вы свидетель. Если вы предубежденный свидетель, это неизбежно отразится на ваших показаниях, безразлично, сознаете вы это или нет. Итак, я спрашиваю вас: вы предубежденный свидетель?

— Я свидетель обвинения и воспринимаю себя таковым.

— Другими словами, ваше личное благополучие зависят от выступлений в роли свидетеля?

— Не совсем так.

— В свидетеля вас приглашает прокуратура?

— Да, сэр.

— Значит, ваш профессиональный успех в значительной мере предопределяется вашей готовностью сотрудничать с прокуратурой?

— В общем, да.

— А теперь скажите, какие еще отпечатки обнаружены на фляжке?

— Множество. В том числе смазанные, идентификации не поддающиеся.

— А поддающиеся идентификации, кроме уже упомянутых, имеются?

— Да, там полно, самых разных. Некоторые весьма отчетливы, но как узнать, кому они принадлежат? А…

— Среди

этих других отпечатков, — прервал его Мейсон, — а я говорю только об отчетливых, были такие, которые вам удалось идентифицировать путем сравнения с другими отпечатками пальцев?

Ломакс заколебался, перевел взгляд на Карла Харлея, и, наконец, ответил:

— Да, сэр. Я идентифицировал отпечатки Раймона Кастелло, шофера и авиамеханика доктора Малдена.

— Сколько отпечатков?

— Два.

— И еще вопрос. Отпечатки Кастелло хоть в одном случае перекрывают собой отпечатки подсудимой?

— Не могу… не уверен. Они вроде бы одновременные… Трудно сказать.

— Как эксперт-криминалист вы сообщили полиции после изучения фляжки, что отпечатки, на ней обнаруженные, принадлежат доктору Малдену, Стефани Малден, Раймону Кастелло?

— Да, сэр.

— А другие отпечатки, поддающиеся идентификации, там есть?

— Да, сэр.

— Чьи же?

— Не знаю.

— Вы их сфотографировали?

— Да, сэр.

— Значит, на фляжке вы обнаружили целую серию различных отпечатков?

— Да, сэр.

— Чем вы это объясняете?

— Затрудняюсь ответить. Отчасти, видимо, атмосферными условиями, отчасти, полированной, поистине зеркальной поверхностью фляжки.

— Ответьте с предельной добросовестностью профессионала на такой вопрос: существуют ли признаки, указывающие, что Раймон Кастелло держал в руках фляжку после Стефани Малден?

— Ну… там, конечно… не могу быть уверен.

— А как вы думаете?

— Не хотелось бы говорить.

— Почему же?

— Потому что прядется поставить обвинителей в такое положение, что…

— Пусть вас не беспокоят побочные эффекты свидетельства, — заметил Мейсон. — Меня интересует правда. Как вы считаете, прикасался Раймон Кастелло к фляге после Стефани Малден?

— Не знаю.

— Если его отпечатки лежат поверх ее отпечатков, значит, прикасался?

— Ну, да.

— Так что же? Лежат его отпечатки поверх ее отпечатков?

— Что ж, на вопрос, заданный в такой форме, я вынужден буду ответить. По моему мнению, весьма вероятно, что Раймон Кастелло держал фляжку в руках после миссис Малден.

— Вы неохотно признаете это?

— Да… Но ведь признаю…

— Преодолевая внутреннее сопротивление?

— Да.

— А теперь скажите, — продолжал Мейсон, — были еще какие-нибудь отпечатки поверх отпечатков миссис Малден?

Какое-то время свидетель молчал, затем ответил:

— Некоторые отпечатки, принадлежащие неизвестному лицу, лежат поверх других отпечатков. Не всех, но многих, причем, так сказать, по всей площади фляжку, затрагивая отпечатки пальцев всех идентифицированных лиц.