Дело испуганной машинистки
Шрифт:
Голос Гамильтона Бергера казался слаще патоки.
— Вы знаете обвиняемого, Дэвида Джефферсона, мисс Джордан?
— Да.
— Когда вы с ним познакомились?
— Вы имеете в виду, когда я с ним познакомилась лично?
— Когда вы с ним впервые встретились, — уточнил вопрос Гамильтон Бергер, — и при каких обстоятельствах.
— Я переписывалась с ним длительное время, но впервые увидела его только, когда он приехал в наш город.
— Вы помните точную дату этой первой встречи?
— А как же. Он приехал поездом, и я ожидала
— Прошу назвать дату.
— Семнадцатого мая.
— Текущего года?
— Да.
— До этого времени вы были только в переписке с обвиняемым, не так ли?
— Да.
— Каким образом началась эта переписка?
— Все началось, как шутка…
— Вы можете это объяснить точнее?
— Я интересуюсь фотографией и когда-то, в одном из иллюстрированных журналов прочитала предложение обмена цветных стереоскопических фотографий Африки, на фотографии пейзажей Северной и Южной Америки. Меня это заинтересовало и я написала на номер почтового ящика, указанного в журнале.
— В Южной Африке?
— Все письма, обозначенные этим номером, направлялись в фотожурнал, но оказалось, что оттуда их пересылали лицу, которое поместило объявление. Этим человеком был…
— Минуточку, — перебил Мейсон. — Протестую против показаний, которые являются выводами, сделанными свидетелем. Свидетель не знает, кто дал объявление и только записи в регистратуре журнала могут быть убедительным доказательством.
— Мы покажем эти записи, — мягко сказал Гамильтон Бергер. — Однако… пока оставим этот пункт. Что произошло потом, мисс Джордан?
— Ну… я стала переписываться с обвиняемым.
— Каким был, в общем, характер этой переписки? — спросил Гамильтон Бергер и добавил, обращаясь к Мейсону: — Конечно, я понимаю, что вы можете внести протест, обосновывая его тем, что ответ на мой вопрос не предоставляет еще доказательства, но я стараюсь ускорить ход процесса.
Мейсон иронично улыбнулся.
— Я всегда подозрителен по отношению к тому, кто пытается ускорить течение процесса, предъявляя второстепенные материалы доказательств. Самым лучшим доказательством были бы письма.
— Я хочу познакомить суд с общим характером этой переписки, — объяснил Гамильтон Бергер.
— Вношу протест, потому что это не представляет существенного доказательного материала, — настаивал на своем Мейсон. — И вопросы такого рода вынуждают свидетеля делать выводы.
— Протест принимается, — решил судья Хартли.
— Вы получали письма из Южной Африки? — спросил Гамильтон Бергер голосом, который выдал легкую нервозность.
— Да.
— Как эти письма были подписаны?
— Ну… по разному…
— Я не очень понимаю, — откровенно удивился Гамильтон Бергер. — Я думал, что…
— Неважно, что думал окружной прокурор, — вмешался Мейсон. — Перейдем к фактам.
— Как были подписаны эти письма? — повторил вопрос Бергер.
— Некоторые, то есть первые письма были подписаны именем обвиняемого.
— А где теперь находятся эти письма?
— Пропали.
— Где?
— Я
— Прошу сообщить содержание писем, — сказал торжественно Гамильтон Бергер. — Высокий Суд, обнаружив, что оригиналы уже невозможно получить, я хотел бы на основании косвенных доказательств…
— Не возражаю, — кивнул головой судья Хартли.
— Я намереваюсь как раз сказать, — быстро вмешался Мейсон, — что для того, чтобы определиться вносить мне протест, или нет, я хотел бы задать свидетелю несколько вопросов относительно содержания писем, а так же времени и способа, которым они были уничтожены.
— Вначале прошу внести протест, а потом вы можете задавать вопросы, — ответил судья Хартли.
— Высокий Суд, вношу протест на основании того, что не доказано достаточным способом необходимости выслушивания этих второстепенных доказательств. Тем более, что некоторые письма, как оказалось, даже не носили подписи обвиняемого. В связи с этим протестом я хотел бы задать свидетелю несколько вопросов.
— Слушаем, — с легкой улыбкой пригласил его Гамильтон Бергер.
Мейсон обернулся к свидетелю.
— Вы говорили, что письма были подписаны по разному. Что вы имели в виду?
— Ну… — начала она, колеблясь.
— Не стесняйтесь, — поддержал ее Мейсон.
— Некоторые письма были подписаны… ну… достаточно шутливо…
— Как, например?
— «Длинноногий паук», — шепнула она.
Громкий смех, раздавшийся в зале, стих только после того, как судья Хартли гневно нахмурился.
— А другие?
— По разному. Мы обменивались… обменивались между собой… трюковыми фотографиями.
— Прошу точнее объяснить, что вы обозначаете термином «трюковые фотографии», — обратился Мейсон к свидетельнице.
— Я большая поклонница фотографии, обвиняемый тоже и… вначале наша переписка имела формальный характер, но постепенно становилась все более личной. Я… он попросил у меня мою фотографию и я… шутки ради… я…
— Продолжайте, — нажимал Мейсон. — Что вы сделали?
— Взяла снимок приличной пожилой дамы с интересным, полным характера, лицом. У меня была своя фотография в купальном костюме и… при увеличении я воспользовалась фототрюком… поместила лицо старой дамы на своей фигуре и подписала: «Мисс Уэст». Затем я отослала этот снимок. Я думала, что если это обычный флирт, то подобная фотография его немного остудит.
— Это была шутка или это имело целью ввести обвиняемого в заблуждение?
Темный румянец покрыл щеки Мэй Джордан.
— Первый снимок имел целью обмануть его. Я сделала это очень хитро, так чтобы он не мог узнать, что это фотомонтаж… Во всяком случае, я думала, что он в этом не разберется…
— Вы попросили его послать вам в ответ свою фотографию?
— Да.
— И вы получили ее?
— Да.
— Что было на этом снимке?
— Морда жирафа в очках, помещенная на фигуре страшно мускулистого мужчины, наверное какого-нибудь борца или штангиста.