День да ночь
Шрифт:
Капитан Лебедевский приказал шоферу тормознуть, и не успела машина по-настоящему остановиться, как он оказался на дороге, поднял руку: приказал батарее остановиться.
...Ракитин не мешкая прыгнул из кузова, за ним привычно последовал расчет.
– Ракитин!
– крикнул комбат.
– Обойди высотку и поднимись на нее. Ударь по танкам с фланга. Быстро!
– И забыл про Ракитина: - Батарея, к бою!
Как будто все у него было заранее продумано, заранее решено и распланировано. Таким он был, комбат Лебедевский.
– Чтобы встретить танки огнем у расчетов оставались. считанные секунды, - продолжил Ракитин.
– А встречать - в чистом
– Почему тебе?
– спросил Бабочкин.
– Тебе лично доверял или расчет ваш самый опытный?
– Ни то, ни другое. У нас в батарее все расчеты по огневой подготовке приблизительно одинаковые. А меня послал, потому что под рукой оказался, в первой машине. Оказался бы вместо меня другой - того послал бы.
...Только потом, когда машина рванулась вперед и скрылась за холмом, дошло до Ракитина, что оставил он на дороге свою батарею в самое трудное для нее время. И первая, появившаяся после этого мысль: "Вернуться к своим!" Еще один ствол. И если пропадать, так всем вместе. Но сильней душевного порыва оказалась привычка - не медля выполнить приказ командира.
– Обошли мы кряж по дороге. Фрицы нас уже не видят. Стали подниматься. Уклон крутой, смотреть страшно. Но ползем...
...Машина, натужно урча, лезла на высоту. Не хотела она подниматься на такую крутизну. А может быть и не могла. Лихачев сжался, прилип к баранке и застыл. Весь вес "студера", давил на него. Мотор ревел, и казалось - вот-вот взорвется от непосильного напряжения или захлебнется от собственного рева.
Чем гуще ревел мотор, тем сильней билось сердце у Ракитина. Боялся, что мотор не выдержит, что Лихачев не справится с машиной. С надеждой и мольбой смотрел на застывшее лицо шофера, на его белые от напряжения, впавшие щеки, острые скулы и капельку крови, стекавшую с прокушенной губы. Сейчас все зависело только от него. Ракитину хотелось кричать: "Давай! Давай, Лихачев! Жми!" Но он сдерживал себя, ибо боялся, что слова его могут отвлечь водителя, как-то помешать ему.
Холм был слишком высоким и очень много времени прошло с той минуты, когда они начали подъем. Ракитин опасался, что там, у дороги, все уже кончилось. Но когда они поднялись на вершину холма, внизу ударили только первые выстрелы.
– Лихачев - молодец. Вытянул машину. Я, когда вспоминаю, думаю, что он ее на косогор поднял не за счет мотора. Мотор на такой косогор "студер" не поднимет. А у Лихачева вроде бы какая-то непонятная сила появилась. Он как будто шел и тянул машину за собой на буксире. Вообще, Лихачев шофер не очень опытный, - не мог Ракитин сказать, что Лихачев шофер никудышный.
– А в эти минуты он так машину вел, что не каждый опытный сумел бы. Не знаю, как это у него получилось. Бывают у человека моменты, когда он делает такое, чего в обычной обстановке ни в жисть бы не сумел. Видел бы ты в это время его лицо. Каменное. Лихачев хоть и трепло порядочное и ему бы не машину водить, а рисовать что-нибудь. Но в бою на него надеяться можно. Вытащил он нас все-таки на самый верх. А с вершины обзор хороший, все поле открылось...
Он и сейчас видел это поле со всеми подробностями.
Слева танки, серо-зелеными стальными глыбами на порыжевшей траве. Справа - батарейцы. Они перетащили орудия через кювет и тут же остались, у дороги. Только под сошники
– Танков было многовато, семь штук. Они развернулись в цепь и пошли на орудия. Беспрерывно стреляют. И наши уже ведут огонь в таком темпе, что дай бог каждому. Один из танков хоть и ползет еще, но над ним черный дымок. Этот долго не продержится. У нас тоже потери: одно орудие на боку лежит. Прямое попадание. Это я так долго рассказываю, а там были секунды. Из кабины машины я все это увидел.
...Лихачев развернул "студер" и остановился, Ракитин побежал к орудию. Афонин уже был там. Они сняли пушку с крюка и стали ее разворачивать. Подоспели остальные. Лисицын и Рэм навалились на колеса. Бакурский, ухватился за станину.
– Развернули орудие. Когда Афонин рядом, все легко получается. Он в бою соображает быстро. Я еще только подумаю, что надо сделать, а он уже делает. И в этот раз тоже.
...Афонин метнулся к машине, открыл борт, подхватил ящик со снарядами, поставил его возле орудия и вернулся к машине.
– Отводи "студер"!
– велел он Лихачева, который сидел на подножке и бессмысленно глядел куда-то в пустоту.
– Не могу, - прохрипел шофер.
– Руки у меня дрожат.
– Сожгут! Отводи!
– приказал Афонин.
Ослушаться Афонина Лихачев не мог. Он тяжело оторвался от подножки и полез в кабину. А Афонин подхватил еще два ящика и понес их к орудию.
– Я прикинул - далековато до танков, метров восемьсот. Для крупнокалиберной артиллерии не расстояние. А у нас прямая наводка. На такой дистанции вести огонь на поражение - дело дохлое. Танк, когда он на тебя идет, махина, громадина. А за восемьсот метров - спичечный коробок... И там внизу, у наших, тоже дела идут хреново.
...Хуже нет для артиллеристов, чем такой неожиданный бой, когда нет времени окопаться. В подобном бою у танкистов все преимущества. Встречный бой с танками для артиллеристов всегда тяжелый и чаще всего гибельный.
– Нам бы ближе подойти и ударить наверняка. Но нельзя. В ту сторону тоже крутой склон. Орудие поставить на нем нельзя. Приехали, что называется...
...Получалось, что торопились они сюда зря. Помочь по-настоящему своей батарее не могли. Капитан Лебедевский, видно, не обратил внимания на склон. А может быть, и обратил, но не видел другого выхода. Понимал, что против семи танков неокопавшейся батарее не выстоять.
– У нас еще одно орудие замолчало. Бой только начался, а из трех орудий одно осталось. И сколько там людей у третьего орудия, неизвестно. Отсюда не разобрать. Далеко. Хочешь не хочешь, надо открывать огонь. Если не попадем, то может, хоть отвлечем на себя пару машин.
...До чего муторно на душе было у Ракитина. И сейчас, когда вспоминает, тоже муторно.
– У нас в расчете из старичков каждый может быть наводчиком. Когда на отдыхе стоим, отрабатываем. Комбат этого требовал беспрекословно. Чтобы полная взаимозаменяемость. Мало ли что может случиться в бою... Я это к тому, что Опарин остался на дороге со вторым взводом. У него там корешок, и, когда ехать собирались, я отпустил его. Кто мог знать, что такое случиться. А рванули мы вперед сразу, как только комбат приказал, и ждать, пока Опарин добежит до машины, не могли. К прицелу Лисицын стал. Тоже из старичков. Кудрявый, черный. Росточка небольшого, но крепкий, цепкий и глаз у него хороший.