День да ночь
Шрифт:
– Держи карман шире. Разбежались наказывать. Кого накажут? Кто накажет? И кому это нужно, чтобы кого-то наказали? Мы же имеем героический бой батареи капитана Лебедевского с превосходящими силами противника. Потеряли всего три орудия, а уничтожили аж семь танков. На этом примере, сколько людей воспитать можно.
Ракитин говорил то, что хотел сказать, что должен был сказать этому корреспонденту из корпусной газеты и любому, кому угодно.
– Если бы их пропустили... Если бы они колонну разгромили и оставили без боеприпасов и горючего танковый корпус, тогда бы и разобрались, и наказали. Комбата Лебедевского
– Я напишу. Все как было напишу, всю правду, - уверенно заявил Бабочкин.
– Тогда разберутся, кто виноват. Найдут.
– Так и напишешь, как я рассказал?
– Так и напишу.
Бабочкин вспомнил разговор с редактором. Нужна была статья о героизме и самоотверженности, а не о том, почему батарея погибла. И еще неизвестно, пропустит ли редактор такое. А над редактором еще Политотдел... Но сказать об этом Ракитину он не смог.
– Хорошо бы, - Ракитин почему-то считал, что если в газете напечатают, то разберутся.
– Только ребятам, что там остались, легче от этого не станет.
* * *
Расчету Ракитина, который подготовил "пятачок" для своего орудия и, вообще, уже окопался, комбат доверил возведение командного пункта.
Это был его первый в жизни КП, и Хаустов намеревался создавать его по всем правилам военно-инженерного искусства.
– Напоминаю некоторые размеры, - объявил лейтенант.
– И назвал для начала не более десяти таких, которые, по его мнению, солдаты непременно должны учитывать, приступая к работе.
– Называю, чтобы освежить в памяти. Вы их и так, конечно, знаете. Кто повторит?
Заблуждался лейтенант Хаустов, слишком хорошо он думал о своих подчиненных, и Афонину пришлось разочаровать командира.
– Да нет, товарищ лейтенант... Не сумеем повторить, - протянул он.
– Мы, товарищ лейтенант, столько запомнить не можем. Это записывать надо. А у нас, - он дотронулся ладонями до карманов, - ни карандашей, ни бумаги.
– Как вы раньше командные пункты создавали?
– удивился Хаустов.
– На глазок, - сообщил Опарин. Не стал говорить, что таким дурным делом, ни разу им заниматься не приходилось.
Молодой комбат не поверил Опарину, потому что КП сооружение серьезное и его "на глазок" не создашь. Он посмотрел на Лихачева, ясные глаза которого утверждали, что от этого человека можно ожидать только правды. И ничего, кроме правды.
– Да, на глазок, - выдал правду Лихачев, в ответ на немой вопрос лейтенанта.
– Больше такого у нас не будет, - решительно сообщил лейтенант Хаустов.
– Мы станем создавать все необходимые полевые сооружения такими, какими их положено создавать, согласно правилам и инженерным расчетам, выдерживая размеры и направления (в училище этому вопросу уделяли серьезное внимание). Понятно?
– Так точно, понятно!
– подтвердил от имени всего расчета Лихачев.
– Будем создавать такими, какими положено создавать!
– Выдерживать размеры и направления!
– поддержал товарища Дрозд, который постепенно вписывался в жизнь расчета.
– Слушайте и запоминайте, - лейтенант беспощадно высыпал на солдат размеры будущего фортификационного сооружения. Может быть
Солдаты терпеливо ждали, пока лейтенант закончит.
– Запомнили?..
– спросил Хаустов и, не дождавшись ответа, продолжил: - Все эти размеры относятся к малому командному пункту, предназначенному для руководства огнем батареи. Вам, артиллеристам, это положено знать назубок. Без этих знаний вы не сумеете построить простейшее инженерное сооружение.
Солдаты и не пытались запомнить. Обходились без этих размеров до сих пор и дальше собирались без них обходиться. И комбат Лебедевский без КП обходился. Но промолчали. И только Лихачев, демонстрируя перед новым комбатом свое послушание и усердие, простодушно заявил:
– Никак нет, товарищ лейтенант! Не запомнили! Поскольку запомнить такое количество размеров сразу для нетренированного ума просто невозможно. Вы их выдавайте нам постепенно: сегодня один размер, завтра другой, мы их понемногу и запомним. Мы, таким образом, за год триста шестьдесят пять размеров сумеем запомнить.
Такой была их первая встреча, таким - первый разговор, которым Хаустов остался не совсем доволен. Оказалось, что солдаты, которыми ему предстоит командовать, очень многого не знают. Но собой лейтенант Хаустов остался доволен. Он убедился, что знания, полученные в училище, не пропадут даром. Он передаст их своим подчиненным и сделает из них грамотных в фортификации и других науках солдат, какими и должны быть настоящие артиллеристы, которые служат в его батарее.
– Хорошо, будем учиться на ходу, - бодро объявил лейтенант.
Он подхватил у Дрозда лопату, используя ее как мерительный инструмент, быстро установил размеры ямы под командный пункт, легким пунктиром наметил периметр и вернул лопату Дрозду. Затем еще раз выдал основные размеры, которые должны соблюдать солдаты, и легко поскрипывая ремнями, умчался к другим расчетам. Те рыли пятачки для орудий и без него могли сделать все не так, как положено.
Теперь лейтенант Хаустов мог получить свою первую в жизни настоящую характеристику. Не такую, как в училище составляли, не такую, как писали в штабе. Да и где угодно. Везде они одинаковые, до тоски однообразные. Год рождения, национальность, партийность... А потом, как положено: "не привлекался", "активно участвовал"... Далее в том же духе: "морально устойчив", "политически грамотен", "Коммунистической партии предан"... И, наконец: "рекомендуется"... Одну на всех можно писать, под копирку. Только фамилию и национальность менять надо. Остальное все едино. Как и положено.
Здесь, на передовой, характеристика составляется по-иному, каждому своя, непохожая на другие. Причем партийность, национальность и политическая грамотность в ней совершенно не учитываются.
– Это не комбат Лебедевский, - определил, глядя вслед стремительно вышагивающему лейтенанту, Афонин.
– Хоть и дали ему батарею, не комбат.
– Нам после капитана Лебедевского любой комбат не комбатом будет, - резонно заметил Опарин.
– Молодой... Опыта нет...
– отметил Бакурский.