День да ночь
Шрифт:
...Ракитин определил расстояние, прикинул скорость танков и выдал данные для стрельбы. Лисицын повел стволом за быстро идущей машиной. Потом, обгоняя ее, выбросил ствол вперед. Выждал нужное время и нажал на спуск.
Промазал. Вообще-то первым выстрелом попадают редко. Но тут такое дело, что надо было и поторопиться, и непременно попасть.
Второй снаряд тоже прошел мимо. Но уже впереди танка. Хорошая получилась "вилка".
Ракитин опять внес поправку и отдал команду:
– Пять снарядов, беглый огонь!
– Первым снарядом Лисицын влепил в танк. С бугра хорошо видно было, как танк этот, словно споткнулся: остановился и
...Вернулся Афонин еще с двумя ящиками. Наводчик пристрелялся, и расчет мог теперь работать нормально. Все зависело от наводчика.
– Наше последнее орудие там, у дороги, стреляло со скоростью прямо немыслимой. Вокруг них разрывы, а они из орудия шпарят, как из автомата. У них не больше двух-трех секунд на выстрел уходило. Мы потом узнали, что сам комбат Лебедевский к прицелу встал. А заряжающим поставил Опарина. Во время боя все номера расчета важны, но главное, чтобы наводчик и заряжающий понимали друг друга и действовали, как один человек. Комбат Опарина уважал. Они и работали на пару. Остальные за ними тянулись. Потому орудие так быстро стрелять могло.
Ракитин расстегнул воротничок гимнастерки. Не жаркая была погода, а ему стало душновато.
– Еще в один танк они попали. Видно, снаряд пробил броню и угодил в боезапас. Там так рвануло... Башню вывернуло. Потом еще из одного танка густо дым пошел, и он остановился. Так они стреляли.
...А Лисицын снов стал мазать. Такое случается. Нервы не выдерживают. Посылает снаряд за снарядом - и все мимо. Рэм два раза снарядами бегал. Лихачев пришел в себя, тоже стал снаряды подносить. А Лисицын мазал. Когда такое получается, человека держать у прицела нельзя.
– Долго у прицела стоять тяжело. Напряжение большое. Человек быстро устает. Я подменил Лисицына. Восемьсот метров на прямой наводке - расстояние где-то на пределе возможного. Не удивительно, что Лисицын столько маялся. Я по-настоящему это понял, когда сам стал к прицелу. Только с шестого снаряда подбил танк. И то, считаю, хорошо. А тут и третье орудие замолчало.
...Два оставшихся у немцев танка могли пойти вдогонку за колонной. Фрицы ведь тоже понимали, что это за колонна и что она значит для корпуса. Скорей всего, они из-за нее и вышли из рощи днем. Ночью они могли почти наверняка до линии фронта добраться. А там один рывок - и у своих... Этот бой длился считанные минуты. Тяжело нагруженные, тихоходные машины далеко уйти не могли. Но, отправляясь вдогонку за колонной, танкам надо было пройти мимо орудия Ракитина. Или через него.
– Тут фрицы нас и заметили. Два танка у них осталось. Оба развернулись и пошли на нас.
...Ракитин осмотрел расчет. Все на своих местах. Два полных ящика снарядов лежало возле орудия. Достаточно. И не стоит стрелять за восемьсот метров. Пусть подойдут, чтобы наверняка. Он был уверен, что метров за четыреста-пятьсот не промахнется.
– Танки тоже не стреляли. Видно, экономили боезапас. Хотели подойти поближе, чтобы ударить наверняка. Считали, что вдвоем с одним орудием управятся легко. Я тоже хотел наверняка. Тут уж - у кого нервы крепче.
...Ракитин вел ствол навстречу танку, что шел впереди, не выпуская его из перекрестия прицела. "Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть..." - отсчитывал он метры и мгновения. Танк прочно вписался в перекрестие и вырваться оттуда уже не мог. Промахнуться на таком расстоянии Ракитин тоже не мог.
"Пора!" - решил Ракитин.
Что-то блеснуло, громыхнуло. Очнулся он на земле. Лежал метрах в пяти от орудия. Отбросило взрывной волной.
– Если бы я на полсекунды раньше успел, я бы его взял. Да что теперь говорить об этом. Он успел раньше. Меня взрывной волной на землю бросило, но чувствую - цел. Поднимаюсь. Соображаю хреново, но понимаю, что надо побыстрей к прицелу. Секунды идут... Вижу, там уже Афонин хозяйничает. Бакурский снаряд в казенник досылает. И Лихачев здесь. Больше никого не видно, ни Лисицына, ни Рэма. Потом увидел их. Оба лежат. Я тогда подумал, что ранило ребят... А в голове что-то заныло и стало тепло вот в этом месте, - Ракитин показал, где у него заныло.
– Рукой дотронулся - мокро. Но боли я тогда не почувствовал. Да и ранение пустяковое, осколок вскользь прошел. Крови, правда, много было. Рукой рану зажал, а кровь течет, остановить не могу. Какой из меня наводчик. Сижу, смотрю. В это время Афонин и ударил. Потом перед самым орудием снаряд разорвался. Осколки, как градом, - по щиту. Опять наша громыхнула. И стало тихо. Это же Афонин. Два раза выстрелил, и двух танков нет. Понятно, на близком расстоянии попасть просто. Только какие нервы для этого надо иметь. Он завалил один танк за двести метров, а второй - всего-то метров за сто.
...Афонин приподнялся над щитом, оглядел два застывших перед орудием танка и остался доволен.
– Быстро к машине!
– велел он Лихачеву.
– И сразу обратно. Воду тащи, бинты, аптечку, все, что есть.
Лихачев умчался.
– Приехал Лихачев. Бинты у нас у каждого в кармане. А на машине вода, йод. Афонин рану обмыл, йодом залил. Откуда-то пару таблеток стрептоцида достал. Раздавил их и порошком рану присыпал. Потом забинтовал. Вот эту чалму накрутил. Спрашиваю, что с Лисицыным и Рэмом?
– Потеряли мы их, - докладывает Афонин.
– Как?!
– Тем снарядом, что тебя отбросило, их и накрыло.
– Вот такая у нас служба Бабочкин... Такая жизнь. Как бой, так непременно кого-то теряем. А в поле, у орудий, тоже наши лежат... Хорошие ребята и все молодые. Стариков в противотанковой артиллерии не держат, только молодых. Не знаю, может так и надо. Наверно есть какие-то соображения по этому поводу у тех, кто занимается комплектованием личного состава.
– Положили мы в машину Лисицына и Рема, укрыли их плащ-палаткой. Прицепили орудие и поехали к тому месту, где наша батарея осталась. Куликово поле. Один на другом лежат. Хорошо санинструктор уцелел. Раненых перевязывает. Кто может, помогает ему. Машины наши, что в степь уходили, вернулись. Опарин цел, ни единой царапины. Возле комбата стоит. Тот на спине лежит, гимнастерка в крови. А лицо спокойное и грустное. Такое лицо у него бывало, когда он стихи нам читал. Девять человек там уцелело. Двенадцать раненых и семь убитых. И мы два человека потеряли. Такой вот бой...
Ракитин замолчал и снова уставился куда-то в сторону дороги, будто ожидал там кого-то увидеть. Рассказал все, вроде бы на душе должно от этого легче стать. Но почему-то не стало.
– Да, тяжело вам досталось, - посочувствовал Бабочкин, - Это же надо, такая случайность...
– Никакой случайности, - устал Ракитин от этого разговора.
– Рощу не разведали - вот и нет батареи. Девять человек потеряли.
– Разберутся. Найдут виноватых и накажут, - попытался утешить его Бабочкин.