День
Шрифт:
— Бандюки сейчас деда по тайге рыщут, все дороги с зимниками осматривают. Ко мне тоже подкатывали сегодня — сулили тридцать тысяч за участие, и еще триста сверху выдадут, если «деда» найду, и скажу, где он скрывается. Мамед за живого полтора миллиона обещал дать, а за мертвого целый «лям». Ответил что «нива» моя сломалась…
— «Почини», — неожиданно произнес Александр, — и завтра отправляйся на поиски. Я знаю, вернее, догадываюсь, где старик может скрываться — я ему перед войной помогал ящики перевезти. На скальнике они, там пещера у него тайная есть — а где еще ящики спрятать? Там он, и машину спрятал — он в санатории раньше только для отвода глаз показывался, типа на лечении. Там, больше некуда, и теперь ему долго сидеть придется в своем убежище. Думаю, жратвы у них на двоих немного, на пару недель, не больше, и то экономно. А так мы им что-нибудь
— Не думаю, вляпались они. Им теперь не воспользоваться машиной, полиция дороги перекрыла, но что плохо — с ними бандиты заодно, а эти караул нести будут бдительно. А до «железки» идти сотню верст, да по насту — не смогут столько пройти, оттепель ведь вот-вот наступит. Все развезет — лучше пусть отсиживаются до мая, тогда все решат, что оба в тайге сгинули. А «зеленка» пойдет, мы их и вывезем украдкой в райцентр — там друзья есть, выручат. Хотя домишко «дедовский» живо найдут, адрес ведь не проблема, в санатории он по паспорту жил. Им нельзя домой возвращаться, там засада поджидать будет — желающие деньгу «зашибить» найдутся.
— Скверно, скверно, — пробормотал Александр, и, скосив глаза на работающий телевизор, где шло очередное шоу, посмотрел на бегущую строку. И тут же схватил пульт, переключил на новости и увеличил громкость. На экране появился известный политик, и от его слов оба брата замерли, и только молча внимали словам, от которых волосы зашевелились на голове…
— Сука, врет он все — три года воевали, по АЭС не били ни разу — мы что, идиоты, такое у себя под боком устраивать! Они сами во время нашей атаки от фронта свою ракету запустили под шумок. Зеле деваться некуда — для него окончание войны неминуемая смерть, его же в любой жопе мира отыщут и вывернут наизнанку за такие фокусы. Заседание ООН будет экстренное — сто против одного, что нас во всем обвинят. Бог ты мой, не ждали — а вот второй Чернобыль, только еще хуже — вся эта зараза теперь к нам хлынет, там для радиации совсем ничего, а Крым так вообще рядышком…
Глава 17
— Они ударят по атомным станциям, тут нет никакого сомнения. Я в том уверен — нас вынуждают всеми способами к тем действиям, что очень выгодны сейчас нашим западным партнерам. Выгодная ситуация — вначале ударить по одним, потом по другим, и пусть друг друга уничтожат унтерменши.
Последнее слово прозвучало с нескрываемой, наполненной злостью, иронией. Говорил мужчина лет сорока пяти, имевший звание полковника и принадлежавший к одной из спецслужб государства. Но вот внешностью обладал весьма непримечательной, в свитере и джинсах он походил на удалившегося от дел рыночного торговца, что больше всего заинтересован в покупке очередной бутылки водки. Пройди рядом с таким, и даже взгляни на него, то лица не запомнишь, в памяти останется лишь некий образ запойного мужичка, который мозг запомнит, а там дорисует все необходимые детали согласно представлению о подобных персонажах. И ошибется — ведь любому человеку свойственно делать ошибки исходя из первого впечатления, особенно когда тебе подсовывают совсем не то, что есть на самом деле. Старый прием, но во все времена достаточно эффективный.
Его собеседник был представительной наружности мужчина, лет пятидесяти, один из известных всей стране политических обозревателей — с вида вальяжный и ленивый, однако за этой «оболочкой» скрывалась бешеная энергия и отточенный ум, острый, как лезвие бритвы. Знакомы они были с юности, на одном факультете учились , одним делом занимались — такие связи всегда прочные, когда временем и общими интересами проверены. И всегда помогали друг другу, вот и сейчас обменивались полученной информацией — а как иначе, в условиях войны спецслужбы и СМИ должны представлять симбиоз, иначе успеха не жди, всегда найдутся те, кто пожелает раскачать плывущую в бурных водах лодку. Да-да, то удел или безумцев, либо предателей, которые выполняют пожелания кукловодов
— Для них это не только борьба за жизнь, вообще за смысл дальнейшего существования. Это страшно, когда ты создал миропорядок, в котором ты сегодня властелин, а завтра никто и звать тебя никем. Или хуже того — за все «художества» тебя притянут за жабры и вывесят
— А им ничего другого и не остается — за все отвечать придется, конфликт принял экзистенциональный характер, в котором отжившее свое старое отчаянно цепляется за прежний порядок вещей, которым недовольны слишком многие. А тут решает все только сила, которой можно принудить и покарать недовольных, а таких случаев прежде было много. И перечень дерзнувших ранее стран внушителен, а потому их лидеров убивали изуверскими способами для вящего устрашения других оппонентов. Во избежание, так сказать, прецедентов в будущем, и другим в назидание — чтоб боялись. Впрочем, не только это — сам знаешь, скольких у нас купили…
— Как редиску, за доллар пучок, — непонятно, чего было больше в смешке обозревателя — едкости или горечи. — Вот только сейчас для бывших «столпов» пошли не масленицы, а сплошной «великий пост» — авуары почти на двести миллиардов долларов и евро у них «заморозили», живут только тем, что продают недвижимость, да от неликвида, вроде футбольных клубов, избавились. Впору на паперть идти — милостыню испрашивать. Наши партнеры хотели их так к активности пробудить, чтобы переворот тут устроили, но добились противоположного результата — «башни» испугались такой экспроприации всего «честно нажитого», и теперь шарахаются от их предложений, как от чумы. Ведь лучше там потерять часть, чем здесь лишится всего. Да и страх оказаться в стане проигравших отрицать нельзя. А потому раскошелились, тряхнули, как говорится, мошной, теперь только бы аппетиты их окружения, да чиновничества урезонить…
— Ничего не выйдет — они давно привыкли. И тронуть нельзя — весь аппарат, от центра до периферии забит их ставленниками. Тут «чистку» вроде тридцать седьмого года устраивать нужно, вот только при первых же приготовлениях саботаж будет в ответ организован тотальный. И тогда поражение в войне будет неизбежно — они ведь везде, коррупция разъела государственный аппарат. Отдать на заклание сотню-другую особенно проворовавшихся еще согласятся, даже сами камни в них метать начнут, но не всех сразу. Ты учти — у сбежавших олигархов здесь еще много сторонников и прислужников, особенно в банковской сфере, если тронуть главных, то финансовую систему ждет коллапс. Потому трогать нужно только их помощников, там статью любую бери, шить ничего не нужно — с головы до ног замазаны в махинациях. Вроде мелочь пузатая, но активов на миллиарды рублей, не считая «зелени». А вот на «головенки» такие аресты производят неизгладимое впечатление — они сами начинают шевелиться, к бойкоту уже не прибегают как раньше, и поручения начинают выполнять. Заставить их нужно работать во благо страны, не во вред — заменить некем, а эти все прожженные интриганы ходы и выходы знают, поднаторели за столько лет. И хоть «партию мира» не разогнать, но заставить ее выполнять военные заказы можно и нужно, и это делается без лишней шумихи — все прекрасно понимают, что принятие «новых правил» неизбежно, куда им деваться с подводной лодки.
Полковник хохотнул, вот только глаза сузились в недобром прищуре, словно кого-то к стенке поставил, и сейчас прицеливается. Но расслабился, обмяк, и негромко закончил:
— Истерику наши «патриоты» и «правдолюбцы» потому и поднимают, чтобы ситуацию раскачать изнутри, и самим дорваться до штурвала. Учти — много стран было, что воюя, реформы начинали. Но нет среди них тех, что стали победителями, устраивая внутри себя еще одну войну — гражданскую. Вспомни семнадцатый год, и чем все закончилось…
Глава 18
Яркий солнечный свет ослепил глаза — потекли слезы, и Алексей почувствовал невыносимую слабость. Ноги и руки совсем стали ватными — миновав завесу, он даже не смог выйти из пещеры, выполз, извиваясь земляным червем. И помотал головой, не в силах поверить увиденному — у подножия буйствовала весна во всех ее красках, снег и лед исчезли, на земле пробивалась зеленая трава, чирикали и щебетали птички.