Деревянные кресты
Шрифт:
— Это ты изъ третьей роты?.. Иди сюда.
Ихъ было пять человкъ. Присвъ на корточки, капралъ недоврчиво всматривался.
— Ты хорошо знаешь дорогу?
— Да, — отвтилъ Жильберъ, — это тамъ. И онъ жестомъ указалъ имъ въ темное пространство.
— Это тамъ они сдлали вылазку въ воскресенье? Парень съ краснымъ знаменемъ?
— Да.
— Идемъ туда.
Стрльба то смолкала, то становилась сильне, то снова утихала.
— Слушай, какъ они стрляютъ, — буркнулъ капралъ. — Не хотятъ оставить въ цлости ни одной свеклы.
— Они цлились въ васъ?
— Нтъ, въ желзнодорожные
Они подвигались цпью, въ нсколькихъ шагахъ другъ отъ друга. Жильберъ шелъ впереди. Продвигались на сто шаговъ, припадали на колни, острыми взглядами рыскали по полю и шли дальше. Капралъ ткнулъ концомъ штыка во что-то черное… У Жильбера дрогнуло сердце.
— Ничего… Снопъ сна.
Они подходили уже къ ручью, какъ вдругъ ночь, казалось, посвтлла. Луну заволакивало только тонкое облачко; втеръ отдернулъ его, и обнаженныя поля освтились. Патруль не двигался и замеръ, залитый потокомъ луннаго свта. Долго лежали они, пригвожденные къ мсту, молча, не шевелясь. Только Жильберъ, взявъ кепи, приподнялся на локтяхъ, стараясь оріентироваться. Когда луна снова заволоклась, онъ первый всталъ и пошелъ напрямикъ. Въ трав онъ замтилъ первые трупы. Направленіе было взято правильно. Дотронувшись до перваго трупа, онъ въ ужас быстро отпрянулъ, ему казалось, что рука мертвеца схватитъ его. Жильберъ не ршался идти дальше, страхъ сковалъ его, ноги его ослабли. Онъ вдругъ прижался къ капралу.
— Что, — прошепталъ голосъ, — это не здсь?
— Здсь…
Онъ смотрлъ на мертвецовъ, на всхъ этихъ мертвецовъ, которые на его глазахъ бжали навстрчу своему ужасному року. Онъ чуялъ, что они повсюду, въ каждой воронк, въ каждой складк земли, и не ршался двинуться. Никто не могъ его защитить, даже товарищъ, къ которому онъ прижимался.
— Ну, что же, идемъ дальше?
Немного дальше шинели лежали кучками. Он стали уже плоскими, тла какъ бы ссохлись, и трудно было представить себ, что они жили, бжали… Безконечная скорбь давила сердце Жильбера.
Теперь онъ уже ихъ не боялся. Разв боятся тхъ, кого любятъ?
Длая усилія надъ собой, понукая отказывающіяся руки, онъ склонился надъ однимъ трупомъ и разстегнулъ шинель, чтобы взять документы.
Нервная дрожь слегка пробжала по нему, когда онъ почувствовалъ подъ своими боязливыми пальцами холодную шею. Капралъ, склонившись, снималъ уже съ другого орденъ.
Бдные товарищи, которыхъ они пришли провдать въ ихъ небытіи, должны были на мгновеніе ожить подъ ихъ братскими прикосновеніями. И ожившіе мертвецы, полные милосердія, казалось, вели патруль, передавая живыхъ изъ рукъ въ руки.
Жильберъ вернулся рано утромъ.
— Я довелъ патруль до германскихъ загражденій, — отрапортовалъ онъ капитану.
Крюше только отвтилъ:
— А!
И онъ такъ недоврчиво улыбнулся, что Жильберъ покраснлъ. Кто-то тотчасъ передалъ объ этомъ по-своему товарищамъ, и они насмшливо смотрли на добровольца.
Кто-то сказалъ:
— Просидишь въ ям часа два, понимаешь, я разсказываешь потомъ, что былъ около самыхъ нмецкихъ позицій.
Жильберъ, разговаривавшій съ нами, не возражалъ. Горькая улыбка слегка кривила его губы.
— Я пойду почищу ружье по твоему способу, — сказалъ онъ Лемуану, — оно заржавло отъ дождя.
Онъ ушелъ съ опущенной головой. Усвшись при вход въ нишу, онъ поставилъ ружье между колнъ и, разстегнувъ шинель, вытащилъ широкій красный фланелевый поясъ. Смхъ мгновенно стихъ.
Вс взглянули на равнину передъ германскими окопами. Краснаго знамени уже не было тамъ.
IV
ХОРОШАЯ ЖИЗНЬ
Мы гнемъ спину подъ дождемъ. Эта грязная, почернвшая деревня не ждала насъ и, сгрудившись вдоль спящихъ домовъ, вымокшіе, мы выжидаемъ возвращенія фурьеровъ, отыскивающихъ мста для нашего постоя. Нашъ фурьеръ, длинный Ламберъ, только-что вошелъ въ домъ, изъ оконъ котораго съ красными занавсками лился кровавый свтъ, и съ улицы мы, не разбирая словъ, слышали его голосъ, дружески уговаривавшій обитателя дома. Фермеръ, какой-то упрямый крестьянинъ, кричалъ:
— Нтъ, нтъ, въ подвалъ я ихъ спать не пущу, говорю я вамъ. Они выпьютъ вс мои остатки.
Рота, возвращавшаяся изъ окоповъ, по свистку легла на землю, измученная, забрызганная грязью, вымокшая подъ дождемъ. Они упали тамъ, гд стояли, не глядя, не боясь грязи, которая не могла ихъ уже запачкать, или стали кучками подъ воротами, или услись на своихъ сумкахъ, прислонившись спиною къ стн.
Иногда проходилъ офицеръ и, внезапно засвтивъ электрическій фонарь, рзко освщалъ тла лежавшихъ и присвшихъ людей.
— Гд люди изъ службы связи?.. Гд служба связи? Что за безсмыслица!
Прибжалъ фурьеръ, крича:
— Дло налаживается, господинъ капитанъ. Я уже нашелъ хорошее мсто для лошадей.
Дождь все падалъ, мелкій, холодный, вялый. Тамъ наверху между блесыми домами, какъ между берегами, подобно черной вод, плыла ночь.
Весь домъ отъ двора до чердака горланить. Въ кухн, откуда поднимается терпкій дымъ отъ свже срубленныхъ дровъ, дерутся изъ-за кружекъ съ питьемъ.
Взбираются по лстниц, скатываются внизъ, поютъ.
Но здсь въ саду спокойно. Я взялъ ведро, перевернулъ его и, лниво усвшись на него, спиной къ стн, какъ въ кресло, замечтался. Раннее утро. День только-что окончилъ свой утренній туалетъ: трава еще вся мокрая. И небо сбрасываетъ съ себя блыя облака, которыя оно раскладываетъ для просушки, какъ блье.
Лнивымъ взоромъ, еще тяжелымъ отъ сна, я смотрю на садъ съ его обнаженными деревьями, на поднимающійся отъ земли пары, я отдыхаю, переходя отъ сна къ бодрствованію.
Мы хорошо выспались. Въ первый разъ за пятнадцать дней можно было разуться, снять поясъ, штыкъ, все это противное снаряженіе, сдавливающее тло. Я проснулся, какъ легъ, туго завернутый въ одяло, — голова въ стнномъ шкафу, вмсто матраса полъ, вмсто подушки мшокъ съ фасолью. Мн снился, вроятно, прекрасный сонъ: крупицы его еще носились въ моемъ мозгу при пробужденіи, какъ пушинки пуховика.
Капралы, собравшись въ прачешной, длятъ между собой шерстяное блье для своихъ отдленій. Съ тхъ поръ, какъ стало холодне, еженедльно получаются новые пакеты.