Деревянные кресты
Шрифт:
Однако, здорово грохочетъ… Будто несется кавалькада, будто гроза глухо бушуетъ и приближается. Затмъ начинается ружейный трескъ и весь тотъ оглушительный грохотъ, которымъ сопровождается наступленіе.
Я не люблю жителей этой деревни. Торговцы не уважаютъ насъ даже за т деньги, которыя они у насъ воруютъ. Они смотритъ на насъ съ какимъ-то отвращеніемъ или съ опаской, и когда мы проталкиваемся къ нимъ въ лавки съ пятифранковыми бумажками въ рук, чтобы скоре получить товаръ, они кричатъ такъ сильно,
Они все запрятали: ликеры, консервы, деньги, и женщины охали, пока старики въ саду закапывали въ землю свое сокровище. Учительница — маленькая своенравая женщина съ блдными щеками, которую недолюбливаютъ за то, что она причесывается на проборъ — закрыла ставнями окна и свернула флагъ на зданіи школы. Но толстякъ Тома, владлецъ бакалейной и винной торговли, тотчасъ подбжалъ къ ней въ сопровожденіи нсколькихъ мегеръ, требуя, чтобы она сняла флагъ, „изъ-за котораго предадутъ огню и мечу весь край“.
Маленькая женщина нкоторое время не сдавалась.
— Вы не мэръ, вы мн не начальникъ. Вы не имете права мн приказывать.
— Приказывать или не приказывать, а вы будете длать то же самое, что и вс, — захлебывался лавочникъ, который уже представлялъ себ, какъ его разстрливаютъ въ его собственной лавк. — Я вамъ приказываю.
— Чьимъ именемъ?
— Наплевать, именемъ прусскаго короля, если вамъ угодно!
Торговецъ, заикаясь, налившись кровью, съ выпученными глазами, яростно ударялъ тяжелымъ кулакомъ по столу учительницы. Она должна была уступить.
Запуганные крестьяне попрятались по своимъ домамъ или собрались кучками на краю дороги и смотрли, какъ проходятъ первые баварскіе батальоны съ радостными кликами: „Парижъ! Парижъ!“, какъ будто имъ предстояло на другой день занять его. Сначала прибылъ автомобиль, переполненный вооруженными солдатами. Вокругъ него, строя гримасы, скакали мальчишки.
— Перестанете вы, наконецъ, проклятые пострлята, — крикнула имъ старуха, самая старая женщина въ деревн, — они подумаютъ, что вы издваетесь надъ ними.
И она такъ низко кланялась, что длинныя черныя ленты ея праздничнаго чепца влачились по земл.
Нмцы смялись и пригоршнями бросали дтяхъ конфекты, даромъ доставшіяся имъ въ Реймс. Въ теченіе пяти дней вся округа была переполнена баварцами и пруссаками. Они увели съ собою трехъ заложниковъ, которые не вернулись.
— И они платили наличными, эти свиньи, — разсказывалъ толстякъ Тома. — Офицеры платили бонами, но солдаты платили наличными, и даже французскими деньгами.
Этими деньгами кондитеръ наполнилъ свои ящики, и такъ начался расцвтъ его торговли, которому затмъ продолжали содйствовать мы.
Въ день наступленія ни одного солдата не осталось въ деревн, и онъ могъ, наконецъ, отдохнуть немного. Онъ хотлъ пойти поудить рыбу, но въ конц Коровьяго Брода часовые остановили его. Онъ, разъяренный, вернулся домой и кинулъ удочку, едва не переколотивъ посуды. Затмъ, чтобы убить время, онъ забрался на чердакъ и оттуда въ бинокль слдилъ за сраженіемъ, въ то время, какъ жена его готовила молочные блины.
Когда онъ увидлъ, какъ мы ровно въ полдень вышли изъ окоповъ и понеслись быстрыми шагами къ германскимъ позиціямъ, разсянные по обнаженнымъ полямъ, подобно сменамъ, подхваченнымъ втромъ, въ груди его шевельнулось какое-то чувство.
— Иди скоре, посмотри, — крикнулъ онъ своей хозяйк. — Торопись, скоро ни одного не останется…
— Я не могу оставить молоко, — отвтила она снизу, — оно оплыветъ.
И Тома одинъ видлъ всю картину наступленія.
А деревня въ тотъ день заволновалась, когда увидла первыя носилки и длинный рядъ прихрамывающихъ плнныхъ съ окровавленными ногами. Тетка Букэ, стоя въ дверяхъ своего дома, плача, старалась узнать среди проходившихъ своихъ кліентовъ. Посреди поля учительница устроила нчто врод стойки, за которой она поджидала раненыхъ съ жбаномъ лимонада.
За ночь умерло столько, что мертвецами наполнили шесть могилъ, и послднимъ пришлось ждать, лежа кучею въ углу, пока ополченцы окончатъ рыть для нихъ яму. Кром нсколькихъ замерзшихъ левкоевъ, не нашлось цвтовъ для ихъ могилъ, и поэтому Тома пришла мысль открыть въ своей лавк отдлъ внковъ.
— На этомъ можно еще больше заработать, чмъ на консервахъ, — признался толстякъ.
Ихъ много на полк, на разные вкусы; они стоять въ рядъ, какъ бутылки съ дорогими ликерами. Есть совершенно простые изъ желтыхъ иммортелей, отъ которыхъ пахнетъ аптекой, и больше изъ бисера, съ переплетающимися черными цвтами на лиловыхъ стебляхъ.
— Это для зажиточныхъ кліентовъ, — говоритъ мн Демаши, съ интересомъ разсматривая ихъ.
И онъ любезно прибавляетъ:
— Вотъ такой я положу на твою могилу.
Посл утренняго завтрака лавки наполняются народомъ, и на улицахъ начинается оживленіе. Деревня принимаетъ праздничный видъ. Крестьяне не работаютъ въ пол, и вс, дти, старухи, высыпали на улицу, и всюду солдаты, солдаты…
У дверей кондитерскихъ свалка, хотя никто не знаетъ, что ему покупать. На ходу обмниваются новостями.
— На винномъ склад нтъ больше вина.
— Учительница школы получила сосиски.
— У кузнеца тоже есть, только надо торопиться.
Здсь вс превратились въ торговцевъ; каждый домъ — лавочка, каждая ферма — кабачокъ. Торгуетъ и господинъ мэръ.
Дверь булочной заперта на замокъ, ставни закрыты. Дюжина чудаковъ все-таки стоитъ въ очереди, напрасно надясь получить кусокъ теплаго хлба. Приказомъ мэра запрещено продавать хлбъ кому бы то ни было, кром штатскихъ, и дверь не открывается.