Десятый круг ада
Шрифт:
— Без вас пить не буду, фрейлейн, — запротестовал Альберт.
Настя подчинилась, налила полстопки и себе.
— Я пью за вас, Настия! — высоко поднял Альберт стопку. — Прозит!
— Прозит!
Настя отпила глоток, смешно сморщила нос, замотала головой.
— Ух какое вино пьяное! — и заразительно засмеялась.
Шмидт заставил девушку допить рябиновую настойку.
— Что вы со мной сделали, герр Альберт? — капризно надула губы Настя. — Я же летаю!..
Давно Шмидт не чувствовал себя таким радостным и счастливым, как сегодня. Настя, красавица Настя, сейчас настолько мила и непосредственна, что стала еще ближе и желаннее, стала самым дорогим человеком на всем свете. Он уже не мыслил себя без этой обаятельной и душевной девушки, незаметно вошедшей в его жизнь. И вторая радость: получил сразу два письма от отца. Хотел прямо за столом прочесть их Насте — он ничего отныне не будет от нее скрывать, но девушка запротестовала.
— Нет, нет! Здесь душно и жарко. Идемте к нашему стогу. Ведь пора уже за сеном. Или забыли? Там и почитаем ваши письма.
Дорогой Альберт держал маленькую руку Насти в своей.
— Настия, я полюбил вас, Настия, — осмелившись, вдруг заговорил он тихим, покорным голосом. — Вы самая чудесная девушка, которую я когда-либо встречал. Верьте мне, Настия, я люблю вас. И буду счастлив, если вы согласитесь стать моей женой.
Настя высвободила руку и низко склонила голову.
— Если бы вы не были немецким офицером, — произнесла она. — Нас же разделяет пропасть, эта проклятая война. И не перешагнуть через нее, не перешагнуть…
Слова Насти офицеру казались искренними. Девушка призналась, что за время пребывания у бабушки она видела в Альберте немало хорошего, несвойственного фашисту-оккупанту, пришедшему на ее родную землю. Его честность, благородство, воспитанность, природный ум, отрицательное отношение к войне покорили Настю. Она, продолжая играть свою роль, говорила, что не все немцы фашисты, есть среди них и такие, как Альберт, на которых надевают гитлеровский офицерский мундир и силой заставляют идти на фронт.
— Вы знаете, Настия, я против, категорически против войны, Настия, — сказал Шмидт. — Я осуждаю Гитлера за его нападение на вашу страну. Но я и благодарю войну… Благодарю потому, что она привела меня к вам.
Настя вскинула на него лучистые, полные нежности глаза, доверчиво протянула свою руку. Оглянулась: за ними никто не наблюдал. Еще несколько шагов, и они оказались за стогом. Альберт обнял девушку и стал целовать ее.
— Не надо, Альберт, слышите, не надо, — просила Настя, опускаясь на разбросанное у стога сено. Шмидт лег рядом, покрывая ее лицо жаркими поцелуями.
Все остальное для него произошло как в кошмарном сне. Сверху со стога свалилось что-то тяжелое, и не успел он опомниться, как во рту оказался кляп из сухой, горькой тряпки. Вмиг были скручены за спиной руки и связаны ноги. На голову накинули мешок, и все померкло во тьме. За плечи и за ноги его подхватили сильные руки и куда-то быстро понесли. «Где Настия? Что с ней?» — в первую очередь подумал Шмидт, догадываясь, что попал в руки партизан.
Стирку на речке Василиса и Наталия Тихоновна закончили только поздно вечером. Откуда Настя набрала столько белья? С трудом поднимая тяжелые ведра, наполненные мокрым бельем, они потащились к дому. Василиса стала развешивать белье в огороде на натянутых веревках, а Наталия Тихоновна зашла в дом за деревянными прищепками: ночью может подуть сильный ветер и тогда их работа пропадет даром. Вернулась она в огород бледная и растерянная, с листом бумаги в трясущихся старческих руках.
— Василисушка, родная моя… Беда, Василисушка, беда!..
— С Настенькой что? — Василиса выронила из рук простыню, и та упала на траву. — Говори же. Где внученька?
— Нет, нет ее дома. А на полу, гляжу, этот лист…
— Да что в нем, в этом листе-то? — торопила Василиса. — Читай же, читай! Може, письмо…
— Письмо, да не от Настеньки, — ответила Наталия Тихоновна и прочла записку: — «Немецкая овчарка Настя за связь с фашистским офицером приговаривается к расстрелу. Смерть предателям и немецким оккупантам! Лесные мстители».
Обе старушки, как по команде, громко заголосили.
— Да что же это творится на белом свете, что творится! — причитала Василиса, размазывая по щекам слезы. — Невинную девчонку, еще дитя, в предатели записали!
— Надо все же коменданту ихнему сообщить, на всякий случай, — предложила Наталия Тихоновна.
— Бежим, — согласилась Василиса. Ей сейчас кому бы ни жаловаться, лишь бы спасти единственную внученьку.
С плачем ворвались обезумевшие старушки в комендатуру, потребовав у дежурного эсэсовца срочно пропустить к пану коменданту. Оберштурмфюрер Натцнер находился еще в кабинете. Дежурный доложил ему о ревущих белорусских старухах, и тот разрешил пропустить их.
— Помогите, пан комендант! — взмолилась Василиса, протягивая рыжему офицеру лист бумаги. — Мы с Натальюшкой белье на речке стирали, а вернулись вечером домой — глядь, эта бумага проклятая.
Натцнер прочитал партизанскую угрозу, усмехнулся.
— Обыкновенный шантаж! Запугивание. Я прекрасно изучил этих варваров, лесных мстителей, — сказал он.
— Но ведь Насти нет дома! — вырвалось у Наталии Тихоновны.
— И капитана Шмидта тоже нет? Правда? — веселая усмешка не сходила с жестких губ коменданта.
— Да. Пана капитана тоже нету…
— Воркуют в темном уголке ваши голубки. Наворкуются и вернутся…
Старушки переглянулись, не зная, как расценивать слова улыбающегося коменданта. В самом деле никакой опасности нет для их Настеньки или он, рыжий черт, просто смеется над ними и радуется их беде?
Выпроводив навязчивых старух, Натцнер еще раз прочел партизанское послание. Ну что ж, если эти лесные мстители действительно уберут любовницу Шмидта, то он будет только этому рад. Все равно она не досталась ему. Оберегать Настю он не собирается, в его обязанности входит лишь охрана Шмидта. Беспокоит не красивая девчонка и расправа над ней соотечественников, беспокоит само появление партизанских лазутчиков в Сосновичах. Считалось, что в округе партизан нет, глухие, заброшенные Сосновичи находятся далеко от города, и вдруг это грозное послание в дом старой Василисы.
На всякий случай оберштурмфюрер решил позвонить заместителю командира строительной роты лейтенанту Хене. Но лейтенант с обеда не видел своего командира и не знал, где сейчас тот находится. Натцнер приказал дежурному разыскать капитанского денщика. Клаус, тотчас явившись в комендатуру, сам до этого ждал Шмидта возле дома неперестававшей реветь Василисы. Время позднее, а капитана все нет. Как бы чего не случилось с ним.
— Ничего не случится, — заверил Натцнер. — Капитана охраняют мои лучшие люди.