Дети большого дома
Шрифт:
Самвелян внимательно прослушал письмо Генриха Бейера. Лицо его прояснилось.
— Вот видишь? — заключил Тигран. — Такие, как он, конечно, сражаться еще будут, но духом они уже сломлены. Представь себе этого Генриха Бейера через год, если б ему суждено было остаться в живых…
— Правильно! — кивнул головой Самвелян. — Тяжелая эта война, правильно ты говоришь. Пройдут годы и, просматривая биографии людей, в первую очередь будут обращать внимание на то, что каждый сделал за время Отечественной войны.
На треснувшем стекле маленького окна блиндажа наслаивался лед, внутри сгущался мрак. Самвелян молча взглянул
— Запоздал комиссар. Наверно, говорит с бойцами, — проговорил Самвелян. — Замечательный у меня комиссар! Умеет понять душу бойца, облегчить всякую боль.
Он умолк и прислушался.
Дверь в блиндаж приоткрылась. Стоя на пороге, комиссар полка Немченко бросил кому-то стоявшему за дверью:
— Ровно в девятнадцать ноль ноль собраться в церкви, что на холме!
Он увидел Тиграна и весело воскликнул:
— Приветствую ваше появление в Лорийском полку!
Они обменялись рукопожатием, и комиссар сказал:
— Почаще бывайте у нас, земляк, помогайте нам: ведь не так-то легко мне выполнять работу Липарита Мхчяна. Необходима помощь. Продолжается история полка. Ну, на что будет похоже, если в нее будут вписаны бесцветные страницы? Не так ли, Баграт Карапетович?
— Ну ясное дело!
— Вот видите? Значит, мы имеем право обижаться, если вы бываете у Дементьева и Сергеенко чаще, чем у нас?
— Но вот Новый год встречаю у вас!
— За это мы благодарны и признательны.
Комиссар Немченко в беседе с близкими людьми говорил всегда с примесью юмора, что оживляло и придавало сочность его речи.
— Да, земляк, не так-то легко заменять Мхчяна!
Григорий Немченко никогда не забывал историю полка, в котором был комиссаром.
В своей полевой сумке он, точно святыню, хранил изданную в Ереване еще до войны историю полка. Эту книгу он по очереди давал читать всем политрукам рот. Немченко поручил комиссарам батальонов подробно записывать боевые действия полка, чтобы после Отечественной войны можно было опубликовать продолжение его истории.
Каждого нового политработника он неизменно спрашивал: «Вы, наверно, слыхали, что наш полк называется Лорийским Краснознаменным? А вы знаете, что такое Лори и почему полк называется именно так?»
Политработники и командиры нового пополнения обычно не знали этого. И комиссар охотно пояснял:
«Лори — название живописной области в Армении. В тысяча девятьсот двадцатом году наш полк сражался в Лорийских горах против дашнаков и меньшевиков, участвовал в установлении советской власти в Армении и Грузии. Понятно? А вы знаете, кто такие были дашнаки, против которых выступал полк? Не знаете? Это были враги народа, такие же, как петлюровцы и махновцы на Украине. Понятно?.. Вам нужно знать историю полка, в котором вы будете служить, и постараться умножить его славу! Первым командиром полка был бакинский рабочий Матвей Васильев, а первым комиссаром — Липарит Мхчян, боевым комиссаром, героически погибшим при освобождении от дашнаков столицы Армении — Еревана. В этом героическом полку служим и мы, не забывайте этого! Наш теперешний командир Баграт Карапетович Самвелян был в то время рядовым бойцом Лорийского полка. Он хорошо помнит многих соратников и, в частности, командира полка Васильева и комиссара Мхчяна. Тогда полк сражался за освобождение Армении,
Каждый боец нового пополнения уже через несколько дней знал, почему его полк называется Лорийским и какой боевой путь им пройден, кто был первым его командиром и комиссаром; знакомили его и с подробной биографией нынешнего командира. Комиссар Немченко скупился только на рассказы о себе. Это и было причиной того, что бойцам очень мало было известно о его жизни. Одно лишь они твердо знали: «Комиссар у нас мировой, такого нигде нет!» Говорилось это от чистого сердца и с такой простодушной уверенностью, что слушатель только улыбался, не пробуя возражать.
Немченко обрадовался приходу Аршакяна в полк.
— Не лучше ли озаглавить ваш доклад так: «Новый год и новые перспективы»? Ну, скажете о международном положении, о росте наших сил, о морально-политическом единстве советского народа — одним словом, вам виднее. Может быть, отправимся сейчас же? Вы не с нами, Баграт Карапетович?
Самвелян сказал, что на доклад он не пойдет. Вместе с начальником штаба он собирается обойти батальоны, проверить круговую линию обороны и будет у себя к тому времени, когда комиссар и Аршакян вернутся после доклада.
— Немного водочки при этом не помешает: ведь как бы там ни было — Новый год! — улыбнулся комиссар.
— Фирсов позаботится об этом!
Ординарец браво вытянулся перед командиром.
— Все будет в порядке, товарищ подполковник!
— Нам, кажется, подарки привезли? Принесешь сюда мою долю и комиссара, — распорядился Самвелян. — Вот и хватит. Чем богаты, тем и рады.
…После доклада Аршакян вместе с комиссаром проверили батальоны и направились «домой».
Противник вел себя подозрительно спокойно. Лишь иногда возникала артиллерийская перестрелка, порой слышался гул наших и вражеских самолетов, да взлетали в небо ракеты. Повсюду сознание торжественности дня заставляло подтягиваться людей; это чувство овладевало постепенно и Тиграном.
XL
Когда они вернулись в штаб и направились к блиндажу Самвеляна, Тигран уже был целиком во власти своих дум.
Мысль о том, что через несколько часов наступит Новый год, пробудила в нем тысячи стремлений и желаний, тысячи волнений и раздумий.
В эту ночь человечество переходит в новый год. Тигран в сырой землянке должен будет поднять бокал за жизнь, и в этот миг в его душе эхом прозвучат голоса всех близких. В этот миг они будут вместе…
Тигран мысленно видел перед собой мать. Она, старшая среди всех близких, собравшихся за столом, говорит им свое слово, и ей внимают с любовью и уважением. Сердце у нее полно тревоги, но она усилием воли побеждает волнение, и самое ее присутствие вливает мужество в окружающих. Каждый раз, как Тигран вспоминает мать, на сердце у него становится легче. Пока она жива, все будет в порядке. Тыл — это она, «товарищ Арусяк Аршакян». Она, и мастер Микаэл Зулалян, и многие другие, похожие на мать и мастера Микаэла. Вероятно, таковы же и матери и друзья Владимира Дементьева и Григория Немченко, капитана Малышева и братьев Микаберидзе. Другими как будто и нельзя представить их, всех этих родных, знакомых и незнакомых людей…