Дети немилости
Шрифт:
Тени сторон света точно выцвели; лица их утратили всякое выражение.
Итаяс улыбался.
— Что?.. — прошептал бесфамильный.
— Андро Улентари! — сказал я громко и ясно. — Я верну вам имя и земли. Вы станете главой княжеского дома, второго в империи после дома Данари.
— Что? — беспомощно повторил Кайсен. Он часто моргал: глаза его заслезились. Старик поднял лицо, и я увидел, что нижняя челюсть его трясётся от волнения.
— Теперешний глава дома Улентари, ваш внучатый племянник Сандо, осуждён за измену. У него не будет наследника. Владения дома Улентари после его смерти перешли бы в распоряжение Данакесты, но я предлагаю вам награду — и жизнь вашему дому.
— Государь…
— Встаньте.
Он поднялся мгновенно; жилистое тело старика вытянулось как струна, дыхание его участилось. Он не отрывал от меня потрясённого взгляда. Навершие его трости ходило из стороны в сторону — так дрожали руки Великой Тени.
«Это его мечта, — подумал я. — Он мечтал об этом семьдесят лет».
— Как глава дома Улентари вы войдёте полноправным членом в Государственный, Военный и другие советы империи. Если у вас есть дети и внуки, они унаследуют ваш титул и княжество.
Кайсен хрипло, со свистом дышал, желтоватые белки глаз наливались кровью, и мне подумалось, что в права наследства его предполагаемые дети могут войти довольно скоро. Забавно будут смотреться бывшие ранговые тени среди истинных дворян. Атмосфера определённо накалится…
— Но вы станете последней Великой Тенью Уарры, — закончил я.
Повисло молчание.
Эрдрейари подпёр подбородок ладонью; вид у генерала сделался необычайно добродушный. Держава скрестила руки на груди.
…Эти слова всю жизнь хотел сказать мой отец. Всю жизнь он положил на то, чтобы я мог однажды произнести их, и ради них он погиб. Он переворачивал горы бумаг, дышал пылью департаментов и вникал в ухищрения крючкотворов. Он создал Кодекс Данараи, а я ставлю дешёвый, но красивый спектакль. Хотел бы я знать, что отец выбрал своим посмертием. Если он ещё не родился вновь, то, может быть, видит это.
Кайсен смотрел с вопросом. Он словно не расслышал меня.
— В тот момент, когда вы сложите с себя полномочия, шестое сословие будет упразднено, — ровно произнёс я. — Вы предоставите полную информацию о своих бывших подчинённых, князь. Из них будут сформированы отдельные армейские подразделения.
Теней будто подбросило. Данва, белая как мел, вцепилась пальцами в плечи. Ларра обречённо прикрыл глаза — он сожалел о товарищах, но за себя явно не боялся. Анартаи покосился на него, точно ища поддержки, и нервно облизнул губы.
Аргитаи просветлел лицом. Черты Онго озарились хищной улыбкой: армейские подразделения, будь они хоть сто раз отдельными, безусловно подчинялись главнокомандующему, генерал получал в своё распоряжение огромное количество высококлассного пушечного мяса. Помнится, он хотел выжечь «скорпионник», но, думаю, моё решение понравилось ему больше.
Кайсен медленно осознавал, что именно ему предложили.
Спустя много десятилетий услышав своё настоящее имя из чужих уст — из уст императора — он на мгновение утратил способность рассуждать здраво. К счастью для себя, дара речи он тоже лишился и не успел сказать необдуманных слов.
Можно убить змею. Можно надломить ей хребет и продолжать пользоваться её ядом.
Изначально я рассчитывал на первое, но узнав от Итаяса, какое решение примет Кайсен, решил, что второе, пожалуй, дальновиднее.
Великая Тень стиснул пальцы на набалдашнике трости.
Ларра и Анартаи обменялись короткими взглядами.
…ему почти восемьдесят лет. Ему не так долго осталось жить. Дворяне не примут его в свой круг. Пусть предательство для тени — деяние обыденное и непредосудительное, но такого предательства даже бесфамильные не могут вообразить. Целое сословие, целая армия, потаённая империя — сотни тысяч людей будут обречены на жалкую и мерзкую смерть. Пожалуй, старый князь Улентари проживёт меньше, чем мог бы, и проживёт изгнанником, ненавидимым и презираемым всеми. Такова цена Уленакесты.
— Вы жестоки, государь… — свистящим шёпотом сказал господин Кайсен.
А Андро Улентари улыбнулся — растерянной, беспомощной улыбкой.
— Я четвёртый сын в побочной ветви, — проговорил он. Княжеская гордость прозвучала в этих словах. Андро всегда помнил, кто он такой. — Я никогда не мог рассчитывать на княжеский стол. Я благодарю вас за эту великую честь, государь. Но я не имею прав на Уленакесту. Я стар. Дозвольте мне прожить остаток жизни в том сословии, которому я обязан всем.
Эрдрейари с видимым разочарованием уставился в окно. Я сдержал улыбку: Онго не был искренним в своём цинизме. Дворянин, пусть нетитулованный, он хорошо понимал, что значит род, и ещё лучше — что значит долг. Верность, не поддержанная приказом чести, стократ тяжелей для души.
Эррет беззвучно вздохнула.
Я мог повторить, что на князе Сандо дом Улентари закончится. Но было немилосердно напоминать старику, что он выбрал между смертью мечты и смертью родины.
— Дозволяю, — ответил я, — Великая Тень.
Солнце светило теперь прямо в окно, слепя глаза. Онго небрежно задёрнул занавеску. Косой луч, словно рука, протянулся к полу. Рассыпали радужные блики бриллианты в короне Державы, светилось несчётное золото — погоны и шитье гвардейских мундиров, инкрустации и перстни Эрдрейари, рамы картин и тиснение на обоях. Кайсен стоял, внимательно разглядывая набалдашник трости. Наконец, он поклонился, сказав:
— Я готов исполнять свои обязанности.
Я кивнул и сел.
— Господин Ларра, — сказал я, — коли уж вы здесь, доложите нам, что происходит в ставке Лиринии.
Седовласый доктор скорбно сжал губы.
— Её Высочество отослала меня в Ройст, — сказал он. — К счастью, отъезд должен был состояться только сегодня вечером, и я успел исполнить ваш приказ.
— Какова причина её недоверия?
— Я слишком достоверно исполнял роль доктора Тайви. Я высказывался о том, что уничтожать гражданское население Ожерелья ради войны с Уаррой бесчеловечно…
Я приподнял бровь в лёгком недоумении. «Благородно, — пришло мне в голову, — но какой в этом смысл? От высшей тени нельзя ожидать беспредметного человеколюбия».