Дети немилости
Шрифт:
Армия империи велика. Во время Хоранской операции отец довёл её численность до миллиона только живых солдат. Но в Уарре слишком много неспокойных районов, провинций, которые год или месяц назад были фронтами. Вывести с Тиккайная корпус морской пехоты — и немедля покажет зубы восточный дракон. В Хоране и южном Нийяри ситуация напряжённая, фактически, там идёт партизанская война, и из двухсоттысячного Юго-Восточного войскового объединения нельзя отозвать ни одного полка. В Рейи немного спокойней — насколько может быть спокойно рядом с выжженным дотла Чаарикамом и мятежным Таяном. Обескровить Рейи — преступление. Даже Сердцевинную Уарру, Улентари, нельзя оставить без гарнизонов. Войска готовы предоставить Экемен, Меренгеа и столица… но с севера и востока добираться долго.
Мою беседу с генералом прервал принц-консорт. Как я и думал, он явился с новостью исключительной важности.
Я заподозрил, что немолодой принц по дороге не раз переходил на бег. Эрисен влетел в комнату весь красный, но усы его торжествующе шевелились, а глаза сверкали ярче серебряных украшений шлема. Он едва не сбил с ног Эррет, стоявшую у дверей, поспешно извинился, отшатнулся, когда Держава обернулась к нему во всём блеске, снова отшатнулся, увидев Онго, но радость его всё пересилила.
— Морэгтаи! — воскликнул он. — Мы получили депешу из Гентерефа!
— Что сообщают, принц? — я поднялся.
— Гентерефский градоначальник уверяет нас в своей бесконечной преданности Ожерелью, — злорадно объявил Эрисен, — и умоляет о помощи.
— Лиринне Аллендорская снова выпустила демона, — мягко сказал Итаяс.
— Да! — провозгласил принц и только потом опомнился: — Что? Откуда вам известно? Морэгтаи… этот господин…
— Ваша догадка верна, — кратко сказал я.
Эрисен многозначительно покашлял.
— И… — начал он, — и мы можем узнать, во что всё это выльется?
— Я полагаю, что дело за нашим решением, — сказал я. — Как вы предполагали поступить?
Рескидди подошёл к нам. Он отменно владел собой: на неглубокий поклон Эрдрейари принц ответил со спокойной вежливостью.
— Я имею честь приветствовать знаменитого фельдмаршала? — сказал он, приподняв подбородок.
— Мои звания остались в прошлом, — ответил Великий мертвец. — Сейчас я только советник государя императора.
— Ваша слава бессмертна, — важно сказал Эрисен.
И протянул руку.
Я оценил выдержку рескидди: при всём желании нельзя было сказать, что он жаждет поскорее прервать рукопожатие. Онго улыбнулся. Один из гвардейцев пододвинул принцу стул, и Эрисен уселся, шумно выдохнув.
— Совладать с демоном довольно сложно, — сказал он, — но проблема в другом. Ставка Лиринии молчит. Вероятно, передатчик действительно испорчен. По последним сведениям, Атергеро вышел из человеческой формы и уничтожает село за селом, приближаясь к Гентерефу. Я подозреваю, что аллендорцы так и будут молчать, отмежевавшись от бесчинств демона. Но если мы применим силу — не зайдёт ли снова речь о том, что это было не нападение, а несчастный случай? У Ройста, пожалуй, хватит наглости так заявить. Терпеть подобное нельзя! Но и атаковать Аллендор в ответ… — Эрисен оборвал речь и безнадёжно покачал головой.
Эрдрейари размышлял. Принц с надеждой покосился на прославленного полководца, потом — на меня.
Я думал, что провокация не просто очевидна — она возмутительна. Ожерелье вынуждают дать отпор. Но любой ответный шаг развяжет Аллендору руки. «Тут даже от Итаяса нет толку, — не без чёрной иронии подумал я. — Предсказывать легко. Нам нужно чудо».
Эрисен набрал в грудь воздуха, собираясь сказать что-то ещё, но его прервал вестовой.
Когда дверь распахнулась, Онго едва слышно щёлкнул пальцами. Князь Мереи усмехнулся: не иначе подметил, как плохо южане умеют держать себя в руках. На Севере почитается чуть не за доблесть любое известие встречать с каменным лицом… Высокий, белый как моль солдат-рескидди был то ли сильно напуган, то ли потрясён до оторопи. Вымолвив «Ваше Высочество», он забыл прибавить «разрешите доложить» и прямо продолжил:
— Её Святейшество!
— Что? — добродушно пробурчал Эрисен. — Что с Её Святейшеством?
Вестовой задрал подбородок и закатил глаза. Он едва смирял дрожь.
— Кортеж Её Святейшества у ворот!
У меня мурашки побежали по коже.
Младшая Мать. Об отложенной встрече с нею я успел позабыть вовсе. Но не ради же этой встречи она решила без предупреждения явиться в резиденцию царицы. Что её привело?
Мгновение назад я думал, что нам нужно чудо.
Акридделат — Предстоящая.
…Надо мною Итаяс тихо засмеялся какому-то из своих видений.
Кайсен приказал подчинённым убираться, но сообщил, что сам остаётся поблизости. Выглядело это так, будто бесфамильный не хотел беспокоить благородных особ присутствием низкого человека. Эррет усмехнулась, поймав мой взгляд. «Здесь Предстоящая, — понял я. — Для Младшей Матери нет людей высоких и низких, но слугу Той, что играет честно, она почувствует». Я призадумался, вспомнив, что Держава — создание Лаанги, но Эррет не выказывала беспокойства. Впрочем, сейчас она играла на другой стороне. Я и сам был игровой фигурой, но всей душой стремился к воинам веры.
Мы отправились навстречу Её Святейшеству.
Я возглавлял импровизированную процессию. Странная свита сопровождала меня в этот раз. Эррет и Онго немного отстали — они обсуждали с Эрисеном деловые вопросы. Принц-консорт и поначалу тщательно скрывал своё смущение перед мертвецом и Державой, а скоро совершенно освоился. Рескидди живут среди великих легенд, им легко принять чужие легенды… Слева от меня шёл Аргитаи — и тревожно косился мне за спину, потому что справа шёл Итаяс.
Своевольный дикарь сам определил себе место. Какое-то время я колебался, не оставить ли его во флигеле под охраной, но счёл, что лучше держать его при себе. С появлением Эрисена таянец чудесным образом перестал фиглярничать: точней, теперь он строил из себя не наглого шута, а сурового пророка. Он будто понимал мои опасения и не хотел обращать шутку во вред. Пришлось напомнить себе, что нельзя обольщаться — замышлять таянец может всё что угодно.
Белый мрамор аллеи ослепительно сверкал под солнцем. Зелёные кроны застыли; лазурное небо смотрело сквозь них. У посеребрённой решётки высоких ворот стояла Младшая Мать.
Она была до странности молода для своего сана. Известно поверье, что священницы стареют медленнее светских дам, но Акридделат не могло быть более пятидесяти лет, а скорей было ещё меньше. Виски её уже тронул иней, но рыжая коса, переброшенная через плечо, оставалась яркой, как пламя. Худое лицо первосвященницы было светло и спокойно.