Дети Робинзона Крузо
Шрифт:
Совсем скоро он придет в себя и почти ничего не вспомнит. Хотя, конечно, это не так — последняя слезинка лейтенанта Свириденко летела в пустоте, вечной и открытой для всех. Но во влажных полосах, оставшихся на его лице, будут теперь отражаться только шумные звуки московских улиц.
22. Амулеты детства
Икс оглянулся: нет, никто за его спиной не стоял. Раскидистое дерево, далекий фонарный столб, неверный свет луны, и еще где-то проехал автомобиль — все это давало игру теней на стене магазина Синдбада. Красочную панель, которую Икс порезал, залатали.
— Ты не пожелала? — прошептал Икс и хихикнул. Потом сглотнул и снова огляделся.
Нет-нет-нет, никакая тень никуда не сдвинулась. И вообще, хватит ему бояться, для такой роскоши, как страх, уже несколько поздновато. Надо просто ждать, ждать звонка от Джонсона. И найти, чем пока себя занять. К тому же Икс полагал, что, возможно, что-то начнет происходить с фотографией прежде, чем Джонсон позвонит. Они обязаны не прозевать этот момент. Тогда, также возможно, сегодня все и закончится. Так или иначе закончится. Икс снова сглотнул: в принципе, для него всегда оставался способ все закончить. Фуфырик беленькой ждал в холодильнике. Он мог развязать хоть сейчас и уже мочить, не останавливаясь. Мочить по темной линии так, что период софт-тьмы покажется лишь легкой увеселительной прогулкой по краешку яркой, хоть и жутковатой, но любопытнейшей страны под названием «Безумие».
А белая горячка, старая подружка «белочка», была бы лишь весьма комфортным средством вроде нового автомобиля для перемещения по дорогам этой страны. И он бы мочил, не сбрасывая оборотов, до самого конца; он вошел бы в плоть, в трепещущее сердце «белочки», полное липких ночных насекомых, порхающих у границ рваного сна, вошел бы в самое сердце безумия, где густеет последняя тьма, и тогда бы страх наконец закончился. В принципе, для него это был бы выход. Он еще попытается ради ребят, ради того чудесного солнечного пятна, что осталось над полуденным морем (Икс знает кое-что и кое-что видит, что не настолько открыто его детским друзьям), поэтому он попытается. Еще побарахтается. Только если сегодня ничего не выйдет, для него это будет весьма сносный выход.
А пока они обязаны не пропустить момент, когда... будет пора.
Икс извлек из внутреннего кармана плащовки мобильный и теперь в заключительный раз проверил настройки: все сигналы оповещения были включены, и громкость на полную.
«Рота — сбор!» — так их поднимали по тревоге в десантных войсках. Что ж, у него остались силы для еще одного подъема по тревоге, но теперь уже точно последнего. А покамест это так, он будет делать все как положено.
Икс бросил взгляд на панель магазина Синдбада и усмехнулся. Во как, вроде бы все уже решено, а его организм сам цепляется за... безопасность и все еще пугается лживых теней. Икс всегда полагал, что биологически люди скроены намного крепче, их физический ресурс куда больше того, что в голове.
Но если она действительно... сдвинулась, эта тень?
Икс отогнал от себя это предположение как вздорное, потому что сейчас он должен делать все так, как положено. Икс видел темную линию, но пока она была не опасна. Может быть, совсем скоро в ней и появятся лиловые отсветы, а потом она нальется кровавым багрянцем, но Икс не должен ничего предпринимать, пока на его мобильном не высветится: «Вызывает Джонсон». Икс должен стать третьим (хм, забавно, как при распитии фуфырика; как он стал третьим в странных отношениях Люсьен и дружка-приятеля, в отношениях, столь похожих
Икс раскрыл папку для файлов: фотография, вынесенная четверть века назад из немецкого дома, лежала там. Совсем новенькая. Странно, но Икс никогда не винил Миху в том, что произошло, а если задуматься, слажали в тот день не только они с Джонсоном.
Так — или не так?
Ответ вроде бы очевиден. Да только... что-то случилось с ними в тот день, вернее... Они были дети, и вместе с Буддой они лишились... чего-то сокровенного, их безжалостно обворовали, но все равно что-то еще случилось в тот день. Вернее...
— Могло случиться, — пробормотал Икс.
Да, лишь только могло случиться, но очевидный положительный ответ странным образом лишал их самой такой возможности.
Так — или не так?
Икс снова посмотрел на тень. И его внутренний монолог прервался. Тень сдвинулась. Икс почувствовал, как на спине зашевелились крохотные волоски. Тень приблизилась к Иксу, и темная линия, уходящая в стену магазина, ожила, наливаясь кровью полной луны. Холодком повеяло в затылке — Икс не ошибался, за его спиной кто-то стоял. Бесшумный, невозможный. Икс обернулся и с трудом заставил себя не закричать. Не позволил тому леденящему воплю, что родился внутри, пробраться наружу.
Прямо за ним, чуть покачиваясь в бледном, размазанном лунном свете, стояла высокая фигура с еле различимым, гладким, словно восковым, лицом. Но Икс узнал ее. Узнал в ту же минуту. И ледяные пальцы тоски сжали его сердце.
Перед ним стояла Люсьен.
— Ты должен позвать его, — негромко напомнил Лже-Дмитрий, — флейта...
Миха-Лимонад все еще в оцепенении сидел на водительском месте, хотя движение Бумера вроде бы прекратилось. Затем он нащупал брелок в кармане джинсов и крепко сжал. Ветхая детская майка Икса опасно натянулась на его раскачанном торсе, но... Подарок соломенного деда оставался тайным. У Михи оставалась козырная карта, очень мелкая и, как его предупредили, недолговечная, главное и единственное достоинство которой заключалось в том, что ее удалось сохранить в секрете.
Вокруг стояла кромешная тьма.
— Ну что ж, как и было обещано, твой второй шанс, — серьезно проговорил Лже-Дмитрий. — Ты готов?
Миха ответил не сразу. Но когда кивнул, в его движении читалась твердость.
— Тогда, давай, зови его. Зови мальчика, который сбежал. Твори свой мир, если сможешь, — Лже-Дмитрий без тени иронии добавил: — сиринкс и юный Пан... М-да. Об этом мечтал?
Михе показалось, что его голос звучал откуда-то издалека.
— Давай, — повторил Лже-Дмитрий. — Я не буду тебе мешать. Сейчас никто не сможет тебе помешать.
«Кроме меня самого», — воровски постучалась какая-то посторонняя, тревожная и предательская мысль, но Миха снова сжал брелок, и в голове немного прояснилось.
(слушай, пиздовертыш... в нем совсем нет тени. Она сможет видеть его только твоими глазами)
На мгновение Миха прикрыл веки. Он так и не понял, что это значит. В последнее время с ним все говорили загадками. Миха знал другое: пока брелок при нем, амулеты, их нелепые детские выдумки, будут скрыты. И еще: брелок — очень хрупкое убежище.