Дети выживших
Шрифт:
— Да, — наконец сказал он. — От меня она не убежит.
Плато Боффа
Сегодня проводник из селения Пирраун сказал, что мы вышли к истокам Тобарры. Никто ему не поверил, но я подумал, что он прав.
Я долго стоял на обрывистом каменистом берегу, глядя на пенный поток. Он был шириной не более двух десятков шагов. Только через две-три сотни миль к северу этот поток, набравшись сил, превращается в великую и спокойную реку. Немудрено, что проводнику не поверили.
Я продолжаю составление карты. Так далеко на северо-запад не заходил еще никто, кроме, может быть, тех древних географов, чьи книги я читал в библиотеке отца. Судя по моей карте, озеро Бонго почти точно к югу от нас, может, на два-три градуса западнее. В Бонго сидит Каран-Гу, один из самых заслуженных темников хуссарабского воинства. Надеюсь, его отряды не заберутся так далеко на север.
Еще несколько дней пути отделяют нас от селения Дибах. Там живут совсем дикие люди. Говорят, у них нет никакой письменности, а когда, в суровые зимы, им не хватает еды, они высылают шайки разбойников на юг, на запад и на север. Мы обойдем Дибах стороной и выйдем к горам Валла. За этими горами, как я помню, лежит цветущая приморская равнина. Но если мы ошибемся и возьмем чуть больше на север — то, спустившись с гор Валла, окажемся на окраине Мертвой пустыни. Земли там отравлены Лагуной, и люди не могут жить.
Крисс поднял голову: кричали дети, купаясь в пенном потоке. Неподалеку от них женщины устроили стирку — вода большая редкость в этих местах. Женщины сварили мыло из жира и золы, и натирали этими черными, зловонными кусками одежду, потом долго мяли ее, а потом полоскали в небольшой заводи.
Крисс вновь окунул перо в чернильницу.
Скоро наступит новый год, — в первый день Священного месяца. Год 575-й от Возвращения Аххумана. Но Раммат говорит, что жрецы-вычислители сделали ошибку ровно на три года. Что Аххуман давно уже пребывает на западном борту земли, а у нас, на восточном, царствует Намухха.
Это похоже на правду. Чем дальше на запад мы движемся, тем дальше от нас война и разрушения. В высокогорном селении Туаскан, где живут туаски, — они выстроили каменный город прямо внутри горы, — даже не слышали о хуссарабах. Они говорят — война здесь была, но была давно, только старые люди помнят. Туаски отсиделись в своих пещерах, и вот уже несколько лет на этом краю плато не появлялись ничьи войска.
Не означает ли это, что здесь правит Аххуман, а в Аххуме и на Равнине Дождей три года назад наступила эпоха Намуххи, эпоха крови и разрушений.
Скорее всего, Маттуахаг ошибся. Тогда выходит, что сейчас наступает четвертый год от возвращения Намуххи. Но мы все дальше уходим от него, и летосчисление будем вести по-прежнему — от возвращения Аххумана.
Крисс задумался. Вновь обмакнул перо и дописал: Но если бы все это было так просто, почему же люди раньше не догадались переходить вслед за богом добра с одного борта земли на другой?
Нуанна
По дороге Аххага неторопливо двигался целый поезд закрытых степных кибиток, в окружении конных стражников.
Люди Амзы встретили посольство еще в предгорьях, далеко к северу от Нуанны.
К посольскому поезду отправились самые близкие Амзе люди — родственники, которых называли ахул, большинство из которых, хотя и имело высокие воинские звания, редко брало в руки мечи.
Посольство спустилось с гор, неторопливо проехало мимо пыльных неубранных полей, и наконец приблизилось к лагерю.
Амза, одетый почти по-царски, в кафтане с золотой вышивкой и меховой опушкой, поднялся со своего места и неторопливо спустился к подножью кургана.
После церемонных приветствий трое послов, главным из которых был родич Ар-Угая Арстун, поднялись на курган и вошли в шатер.
Арстун отказался от нуаннийского вина, велев заварить чай из верблюжьей колючки — традиционный напиток хуссарабов. Принял пиалу, отхлебнул темную обжигающую жидкость.
Амза и его родичи сидели по другую сторону дастархана, а позади стоял Лухар. Арстун взглянул на него и покачал головой.
— Что делает здесь аххум?
Амза повел плечами, но промолчал. Лухар, помедлив, двинулся к выходу из шатра.
Амза неодобрительно почмокал губами.
— Нехорошо поступаешь, Арстун. Ты — гость, мы — хозяева. Гости должны уважать порядки хозяев…
— Разве этот аххумский пес здесь зовется хозяином? — усмехнулся Арстун.
— Этот пес… — неторопливо начал Амза, — этот пес с одной тьмой воинов вихрем пронесся по Равнине Дождей. Все государства к востоку от Нуанны стали нашими данниками.
— Наверное, вихрь был слишком сильным, — ответил Арстун. — Людей сдуло.
Теперь и Амза побагровел.
— Что ты хочешь сказать?
— Проезжая через покоренные страны, — ответил Арстун ровным голосом, — я видел много пепелищ, и очень мало работников. Поля кое-где засеяны, но их не убирают. Деревья склонились к земле под тяжестью плодов — их некому срывать… Кто будет платить дань, Амза?
— Еще года не прошло, — едва сдерживая гнев, ответил Амза, — с тех пор, как здесь была война. Дай срок — земледельцы вернутся в поле.
— Хорошо, если вернутся…
Арстуну наполнили вторую пиалу.
— Доходят до Арманатты вести, — сказал он, — что Амза ведет жизнь праздную, сидит в шатре и принимает подарки. Одевается в пышные наряды, как женщина, и тело его покрыл слой жира…
Амза вскочил, топнул ногой:
— Кто ты такой, чтобы разговаривать со мной, как с рабом? Где ты был, когда мы завоевывали эту землю? Не прятался ли в кибитке, закрываясь маминым подолом?..
Он хотел еще что-то сказать, но слов ему не хватило, и он с силой наподдал ногой длинногорлый серебряный кувшин с вином.