Дети выживших
Шрифт:
Возница хлестнул лошадей, повозка снялась с места рывком и понеслась вслед за всадниками.
Дворец тоже был полуразрушен. Хотя для царицы отстроили несколько жилых помещений, но всё вокруг носило следы ожесточенного штурма.
Не было уже башенки со знаменитым балкончиком, с которого прежний наместник, Уггам, бывало, подглядывал за горожанами. Разваленные стены окружали руины дворца.
Воды во дворце тоже не было: колодец оказался отравленным; где-то в засыпанном подземелье еще гнили трупы защитников.
— Айгуз не будет ночевать здесь, — сказал Верная Собака. — Где Камда?
— Ставка Камды не здесь, — пролепетал наместник. — Он остановился далеко к югу, у озера Цао. Там в прежние времена отдыхали высшие чиновники империи.
— Империи больше нет! — Верная Собака исподлобья посмотрел на наместника, что-то соображая. — Вот что. Ночью мы выедем из города, а заночуем где-нибудь на постоялом дворе. Есть же здесь постоялые дворы?
— Есть, конечно есть, — закивал сановник, заискивающе заглядывая в лицо Собаке. — Тут раньше бывало множество паломников, и дворы не пустовали… — Он сделал паузу и испуганно прошептал:
— Только сейчас они все разрушены…
Зря он это сказал.
Верная Собака одним ударом кулака в железной перчатке выбил его из седла, спрыгнул с коня, и принялся топтать поверженное тело, рыча и плюясь. Он бил и топтал, перекатывал его, покуда тело наместника не превратилось в окровавленную куклу с переломанными руками. И только тогда, вытерев пот, огляделся.
В дальнем углу двора, возле повозки, стояла Домелла. Смотрела молча.
Верная Собака плюнул еще раз, и крикнул:
— Всем по коням! Мы выезжаем в Хатуару!..
Хатуара
Церемония растянулась на несколько дней. Хатуара казалась очень оживленным городом после полуразрушенной Хатабатмы. К началу Священного месяца пришли, как обычно, паломники, хотя среди них почти не было мужчин, а только старики, женщины и дети.
Кто станет главным жрецом Храма Краеугольного камня, давно было известно. Коллегия жрецов избрала Харрума. Для Домеллы и ее свиты приготовили дворец Верховного жреца, хуссарабы разместились несколькими отрядами в постоялых дворах при храмах.
Церемония шла день и ночь. Процессия жрецов обходила все храмы, останавливаясь в каждом, чтобы совершить молебен и принести жертвы, объясняя богам, кто будет теперь исполнять обязанности посредника между небом и людьми. Харрум ходил вместе со всеми, и в Верхнем городе подолгу звенели бубенчики.
Верная Собака, посмотрев на шествия жрецов, быстро прискучился зрелищем и устроил за городскими стенами собственный праздник — скачки.
Гиканье и свист доносились оттуда, и клубы пыли поднимались выше стен.
Хуссарабы возвращались на закате, разгоряченные борьбой; проносились по узким улочкам Нижнего города, с улюлюканьем влетали в ворота и хохотали, когда от конских копыт уворачивались перепуганные паломники и нищие.
Наконец, наступил день посвящения.
С утра Верная Собака неотлучно находился возле Домеллы. Прислушивался к крикам за стенами дворца и недовольно морщился. Подзывал Пахара и снова заставлял его объяснять, как должна проходить церемония.
— Жрецы идут вокруг Верхнего города, потом вокруг Нижнего… — начинал Пахар на языке Гор.
— Знаю! Что должна делать она? — Собака показывал пальцем в комнату Домеллы.
— Царица…
— Не называй ее царица!
— Госпожа…
Собака устало мотал круглой головой. Он ломал голову, где надо усилить стражу, а где можно ослабить оцепление. Войск хватало только на Верхний город, но тогда Нижний останется без присмотра.
В Хатуаре не было наместника. Это был религиозный центр, и в нем испокон веку всеми гражданскими делами заведовал верховный жрец.
Пока жреца не было, в городе стоял отряд хуссарабов. Он просто поддерживал порядок, а жизнь в городе монахов текла сама по себе: служила храмовая стража, храмовые суды рассматривали тяжбы, поступавшие со всей Зеркальной долины, и только храмовая тюрьма пустовала. Хуссарабы сначала пользовались ею, но тюрьма была расположена неудобно, чуть ли не в центре Верхнего города, и чтобы вывести преступника, надо было пройти мимо толп паломников.
— Нам нужен верховный жрец, — решил когда-то еще Ар-Угай. — Мы дадим ему ярлык на владение городом. Он будет собирать десятину и отправлять в Арманатту. Так будет удобно всем. Пусть знают, что мы уважаем их веру.
Верная Собака уже ненавидел этот город больше, чем мятежную Хатабатму. Он удивлялся, как можно жить в таком тесном многоярусном скоплении домов и домишек, где каждый второй — монах, а каждый первый — паломник. Он крутил головой, недовольно цокал языком, и желал лишь, чтобы церемония как можно скорее закончилась.
Главное он уяснил — царица должна подъехать к Верхнему городу, войти в него пешком, мимо коленопреклоненных монахов и толп зевак, и перед храмом, на открытом алтаре, вручить Харруму жезл и пояс, а также другие символы верховной жреческой власти. Уяснив, что требуется от Домеллы, он сказал ей, что церемонию можно сократить. Вовсе не обязательно надевать жрецу на голову шапку, а на плечи — белую накидку с каймой. Не маленький, оденется сам.
Кроме того, он, Верная Собака, сам будет охранять госпожу, а верные люди всегда будут рядом.
Однако сценарий сломался с самого начала. Еще до того, как Домелла села в золоченое седло белой кобылы, вокруг дворца собралась толпа. А когда Домелла выехала на улицу, которая вела к Храмовой горе, толпа хлынула к ней. Улица была слишком узка, и стражники, выставленные вдоль дороги, не могли даже размахнуться. Толпа сбилась в плотный поток, смешавшись со стражниками, и потекла вслед за Домеллой, причем из переулков все время норовили выплеснуться новые толпы.
Верная Собака, вплотную приблизившись к Домелле, вокруг которой образовалась пустота, сказал: