Дети выживших
Шрифт:
— Но я-то сразу поверил. И стал тенью ходить за Этьеном. И когда однажды Этьену явилось новое чудо — я поверил и подтвердил, будто к нему с небес спустился некий человек в монашеской рясе и передал свиток. Этьен взял свиток, а монах исчез. Этот свиток был письмом к нашему королю, и в письме говорилось, что Этьен — пророк, посланный на грешную землю во искупление грехов.
Этьен показал этот свиток нашему местному деревенскому жрецу. И жрец посоветовал ему идти в богатый и славный монастырь Святого Дионисия, куда приходят толпы паломников, и проповедовать среди них.
Мы пришли с Этьеном в монастырь, где нас хорошо приняли местные жрецы. Этьен стал говорить о новом походе, и о том, что если королям и их верным шевалье не удалось отстоять Святой город, то это должны сделать юные и невинные агнцы.
Тогда-то и прозвучало: не мечом, но невинностью и кротостью можно победить врага. Ибо из уст младенцев исходит сила. Детям не нужны мечи и доспехи, они защищены невинностью — в отличие от взрослых, погрязших во всех мыслимых и немыслимых грехах.
Мы надели на себя серые рубахи с вышитыми на них большими крестами, и береты, — это стало нашей униформой. Сотни, а потом и тысячи детей стали стекаться в местечко неподалеку от тамошней столицы.
Да, это было похоже на всеобщее помутнение рассудка. Я во всем горячо поддерживал Этьена, и иногда он даже доверял мне говорить проповеди.
Этьен действительно был чудотворцем — сейчас, спустя почти триста лет, я могу с чистой совестью подтвердить это. Он исцелял больных одним прикосновением руки, а то и простым участливым словом. С каждым днем он вырастал в моих глазах, пока не превратился в сияющую фигуру посланника, Сотера. И знаешь, что?.. Я тоже научился этому дару. Я мог положить больному лихорадкой ладонь на лоб — и жар спадал. Я мог прочесть короткую молитву — и ребенок, мучившийся животом, мгновенно исцелялся, улыбался и тянул ручки к плачущим от счастья родителям…
Боже, как давно это было. Но я помню всё, как будто это было вчера. Вся остальная жизнь, хотя она была удивительной, мне кажется, была прожита впустую — лишь вначале ее была вспышка, озарение, которая светила мне целые столетия — этот свет поддерживал меня в испытаниях и давал силы жить, когда жизнь казалась невозможной…
И в новый поход стали собираться простые люди, которые, кажется, посходили с ума. В Клуа жители бросали дома и виноградники или продавали их за бесценок, грузили в повозки семьи и устремлялись на юг, к морю, чтобы там нанять корабли и плыть на восток. Некоторые бедняки подковывали быков (лошадей у них не было), запрягали их в двухколесные колымаги, сажали в них стариков и малых детей вместе со скудным скарбом.
А слова Этьена обретали такую силу, что никто уже не смел ему перечить. Особенно легко верили ему дети. Он говорил им: взрослые не смогли вернуть Гроб господень, значит, теперь наш черед. Мы, невинные агнцы, избраны Богом, чтобы вернуть святую землю, отнятую сарразенами в долгих и бесконечных войнах.
То, что не могут сделать отцы, должны сделать дети.
Астон замолчал, механически перебирая складки покрывала восковыми пальцами. Глаза его смотрели в неведомую даль; казалось, он и сам постепенно уходил туда — в далекое, непостижимо далекое прошлое, через тысячи и тысячи миль, где светят другие звезды и говорят на неведомых языках.
— Некоторые родители опомнились было, — продолжил Астон, — Они запирали детей в чуланы, нещадно секли их. Но дети перегрызали веревки, как дикие волки. Рыли подкопы под стены и убегали. Наша армия росла с каждым днем. Мы разделились на отряды, у каждого был свой отличительный знак — крест особой формы или цвета, берет, короткие штаны. Кстати, мы собирались выступить в поход босыми… Король той страны даже обратился к ученым жрецам с просьбой выяснить, угодно ли Богу дело, затеянное нами. Жрецы подумали и сказали: нет, не угодно. Это происки Князя Тьмы.
Но было уже поздно. Мы выступили в путь. По дороге к нам присоединялось все больше и больше людей; дети убегали от родителей, и ни уговоры, ни наказания не могли остановить их.
Десятки, сотни тысяч шли по дорогам. Путь был долог, многие голодали и, чтобы добыть пропитание, грабили попадавшиеся на пути деревушки.
Я слышал, что еще двадцать тысяч детей вышли из другой страны, из города Колония. Им пришлось куда хуже: чтобы добраться до моря, они должны были пройти через горные перевалы. Говорили, что на перевалах погибло очень много детей — от холода и голода, от болезней, и от рук своих товарищей: рассказывали, что оголодавшие дети доходили до людоедства.
Наконец, мы пришли к морю. Но море не расступилось перед нами, как обещали жрецы.
Я увидел город на воде, где дома растут прямо из волн. Вместо улиц в этом городе — каналы. Множество каналов, по которым люди плавают на узких черных лодках с одним веслом. В этом каменном городе не бывает зимы, но в комнатах всегда сыро, и простыни к утру становятся мокрыми от влаги.
Этот город славился корабельщиками, и мы надеялись уговорить их перевезти нашу армию в Святую землю.
Корабельщики смеялись над нами и требовали платы. Они говорили, что шевалье расплачивались с ними тем, что брали приступом богатые приморские города и отдавали часть добычи.
Я пришел к правителю этого города, старому дожу. Он сказал, что не может приказать корабельщикам бесплатно перевезти нас и посоветовал идти в другой город, где тоже жили мореходы.
Многие ушли.
Шло время, и от нашей великой армии осталась лишь горсть больных и голодных детей. И тогда правитель смилостивился, уплатил корабельщику, и нас взяли на корабли…
После долгого и тяжелого плавания, после бури, во время которой погибло два корабля — и несколько сотен детей, корабельщики привезли нас к сарразенам, в страну, называвшуюся Аль-Джерия. И знаете, куда они вывели нас? На главный невольничий рынок. Вот что они сделали с нами — продали, как животных: в сарразенские гаремы, на галеры, в прислугу, в работники…
Астон вновь замолчал. Шумаар шевельнулся и проговорил:
— Я тоже видел детей, невинных агнцев, которые тоже бросили родительский кров и ушли. Не знаю, кто их вел и куда. Но когда я их встретил — они жили в лесу, как в своем государстве, и торговали с лесными дикарями. Это было не так далеко. На Чужих территориях. Там — за Огненными горами.
В глазах Астона промелькнул интерес.
— Это было давно?
— Это было давно, — подтвердил Шумаар. — Больше двух лет назад, когда бессмертные хотели покорить Нарронию.