Дети выживших
Шрифт:
И снова опешил от удивления старый воин. Догнал каан-бола, властно взялся за поводья и заставил лошадь остановиться.
— Взгляни на небо, маленький каан, — сказал он негромко. — Выбери себе имя звезды.
— А разве так бывает?
— Конечно, — серьезно ответил Шаат-туур. — Ты — каан. Ты волен во всём.
Каан-бол долго-долго оглядывал звездное небо, раскинувшееся над ними, как опрокинутая степь с кострами кочевий.
Потом внезапно ударил коня ногами, и поскакал вперед.
Шаат-туур покачал головой, усмехнулся в усы.
— Ой-бой! Ночью скакать без дороги опасно!
— Даже в степи? — крикнул мальчик.
— Даже в степи, — подтвердил Шаат-туур.
— Тогда догони меня и запрети скакать так быстро!..
Он хлестнул коня камчой и понесся стрелой, так что Шаат-туур всерьез забеспокоился и поскакал следом, тяжело привставая в стременах.
Он уже знал, какое имя выбрал себе каан-бол. И знал, что больше этот мальчик не позволит, чтобы его называли болом.
И еще — он больше никогда не будет плакать.
Ар-Угай проснулся на рассвете, когда вершины гор на западе окрасились розовым. Он привстал, вдыхая горькие запахи трав, омытых росой, — и вдруг онемел.
На крыше дворца царицы стояла сама Айгуз и смотрела, как и раньше, на восток — в сторону Аххума.
Ар-Угай ползком добрался до внешней лестницы, ругаясь сквозь зубы, спустился на улицу. Стараясь прижиматься к стенам домов и глухих каменных оград, проскользнул к дому Домеллы, покосившись по пути на забитые войлоком окна недостроенного дома Верной Собаки.
В Арманатте вставали рано. И Ар-Угай снова выругался, заметив в конце улицы нескольких рабочих и конного стражника. Он зайцем перескочил через ограду, украшенную поверху затейливым орнаментом в виде целующихся птиц. Зацепился за них полой халата, и упал прямо на кусты каких-то цветов, высаженных во дворе Айгуз. Цветы оказались с колючками, Ар-Угай ободрал руку до крови. Цветы тоже были цвета крови. Воровато оглянувшись, скользнул на лестницу, которая вела на галерею второго этажа.
Прошел по галерее до окна, за которым — он знал точно, — была спальня Айгуз. Окно было занавешено легкой розовой тканью, привезенной с острова Айд. Ткань пропускала воздух, но хорошо защищала от насекомых.
Ар-Угай сдвинул ткань, заглянул. В спальне было тихо и полутемно. Он влез на подоконник и бесшумно скользнул в комнату.
И коротко вскрикнул, оказавшись в объятиях кряжистого человека с ашмагом на голове. Человек молча стал выкручивать Ар-Угаю руки. Но Ар-Угай скользнул вниз, одновременно выхватывая кинжал. Не глядя, снизу, ударил человека в подреберье.
Кинжал не пробил кольчуги.
Незнакомец навалился на Ар-Угая всем весом, выкрутил руку с кинжалом, приставил его к горлу.
— Вставай, — тихо велел он.
Ар-Угай поднялся на четвереньки, косясь по сторонам. Айгуз, благодарение богам, в комнате не было…
Он откинул голову, отводя горло от лезвия и приёмом, который знал с детства, крутнувшись на месте, попытался сбить незнакомца ударом под колени. Но незнакомец то ли устоял, то ли успел присесть. В следующую минуту ладонь Ар-Угая оказалась вывернутой в стиснутых пальцах, похожих на клещи.
Ар-Угай застонал, на глазах его выступили слезы.
— Вставай и иди, — приказал человек.
Он повел его через спальню, крепко держа за заломленную к предплечью кисть. Ар-Угай на полусогнутых ногах добежал до дверей, охнул и взмолился:
— Отпусти!.. Я — Ар-Угай.
Незнакомец поднял брови. У него было широкое, со следами старых шрамов, лицо. Лицо аххума.
— Ты — вор, — сказал он.
Ар-Угай только сейчас осознал, что незнакомец говорил на чистом хуссарабском языке — на диалекте кайтаров, родном для Ар-Угая.
— Я не вор… Я темник Ар-Угай, — простонал он.
— А что ты собирался делать в спальне госпожи?
Ар-Угай изо всех сил ударил незнакомца в лицо, попав по носу. Вывернулся и рявкнул:
— Я собирался лечь с Айгуз в постель!.. Стража!..
Но вместо телохранителей в дверь вошла Айгуз.
Она внимательно посмотрела на Ар-Угая. Взгляд ее из удивленного стал презрительным.
— Ар-Угай, — сказала она. — Я не звала тебя в свою постель. Я не жрица Аххи, и не жена твоего кровника. Моя постель принадлежит мне одной.
Лицо Ар-Угая искривила усмешка. Он нагнул голову, прижал руки к груди и негромко сказал:
— Прости, госпожа. Я поступил опрометчиво и недостойно. Ты можешь поступить со мной, как с насильником, хотя я этого и не заслужил.
Он покосился на незнакомца, всё ещё стоявшего у входа, отрезая Ар-Угаю путь.
— Я не знал, что ты уже вернулась. Ты не выслала гонцов, никто в Арманатте не ожидал, что ты вернешься ночью, тайно, да еще приведешь с собой…
Он снова покосился на незнакомца и закончил:
— Собственного телохранителя.
Домелла взглянула на телохранителя.
— Да, я вернулась, не предупредив тебя, Ар-Угай. Возможно, ты не знаешь многого, что происходит в Арманатте… Сейр! Выпусти его.
— Но, госпожа… — возразил было Сейр.
— Думаешь, он побежит собирать курул? — насмешливо спросила Домелла, глядя на Ар-Угая. — Нет. Его вторжение сюда останется только нашей тайной. Правильно, темник?
Ар-Угай прикрыл глаза, скрипнул зубами. Сейр сделал шаг назад, темник вышел, ничего не сказав. Но последний взгляд, которым он наградил Сейра, не обещал ничего хорошего.