Дети выживших
Шрифт:
— И это жаль…
Пустыня кончилась внезапно, — через два долгих, мучительных дня пути, когда у них уже не оставалось ни еды, ни питья.
В небе над пустыней возникли красные островерхие холмы, абсолютно голые. Барханы сошли на нет в зарослях колючки, которой становилось всё больше и больше.
— Там, за этими холмами, — сказал Эйдо, махнув рукой, — река Вахха, и страна ланнов.
— Надеюсь, мы не умрем от жажды, пока дойдем до нее, — проворчал Крисс.
И спокойно уснул. Его больше не тревожила дробь наккаров.
Эль-Мен
— Гребцам сушить вёсла! — негромко приказал капитан Фруэль; он был из Суэ и говорил на языке Равнины с сильным данахским акцентом. — Передайте приказ на все корабли флотилии.
Над темной гладью воды замигали огни, цепочкой убегая все дальше и дальше, пока не превратились в едва видные искорки.
— Здесь мелководье, — пояснил Фруэль Лухару. — До берега добрая миля, но мы не можем подойти ближе.
— Кони доплывут?
— Плыть недолго, а последние полмили они пойдут едва ли по колено в воде.
Лухар кивнул и приказал спустить лодку с гребцами. Он хотел быстрее высадиться на берег и оттуда наблюдать за высадкой.
Лодка была спущена, одновременно на воду спустили несколько хуссарабских понтонов с лучниками, без лошадей. Понтоны изготавливались из бурдюков с воздухом, связанных в кольцо. Кольцо покрывалось сшитыми шкурами и в него садились люди. В зависимости от размеров, каждый понтон мог вместить от десятка до полусотни воинов и лошадей.
На плоском песчаном берегу Киэнтской косы было темно и тихо. Только плеск волн нарушал тишину, да сзади, с кораблей, доносились приглушенные неразборчивые команды. Лошадям перед высадкой на морды надели торбы и крепко связали, так что ржание если и раздавалось, то скорее напоминало блеянье.
Лухар шепотом торопил гребцов, потом, от нетерпения, поднялся на ноги. Разглядев берег, выпрыгнул из лодки и по пояс в воде кинулся вперед, разгребая воду руками.
Слева и справа, насколько хватало глаз, в свете звезд были видны сотни людей, которые брели по воде, подняв над головами связки дротиков, луки, колчаны со стрелами.
Когда у палатки арранта раздался шум, Радас проснулся; на мгновение у него сжалось сердце от дурного предчувствия.
Откинулся полог штабного отделения и вбежал ординарец, а следом за ним — десятник Теор.
— Аррант! Хуссарабы высадились на Киэнтской косе!
Радас вскочил. Приказал собрать сотников и, затягивая ремни и надевая доспехи, выслушивал торопливую речь Теора:
— Мы были в дозоре этой ночью. Всё было спокойно на море, ничего не предвещало опасности. А потом, в третью часть ночи, появились крутобокие данахские суда, на которых перевозят скот. Они шли бесшумно, и с них в воду посыпались люди. Я велел разжечь костры, предупреждая остальные дозоры, но хуссарабы обстреляли нас, еще не выйдя на берег. Когда я увидел, что высаживаются тысячи людей, я побежал. Я бежал, сколько было сил. Падал, полз, и снова бежал…
— Дозор спал? — отрывисто спросил аррант.
— Нет, мы…
— Играли в кости. Конечно же, в полной темноте, — мрачно кивнул аррант. — Сколько человек было в твоем дозоре?
— Пятеро, аррант.
— И все погибли?
— Не знаю… Троих пронзили хуссарабские стрелы, это я видел сам. Четвертый, Тардис, куда-то пропал — всё происходило в темноте.
— А как же костёр? — хмуро поинтересовался Радас и махнул рукой, прерывая Теора. Повернулся к ординарцу и коротко приказал взять Теора под стражу.
— Но, аррант!.. Я бежал, чтобы предупредить… Ведь я успел, аррант!.. — залепетал Теор.
— Тебя никто не собирается казнить. Тебя будут судить, — нетерпеливо перебил Радас и вышел из палатки.
Тяжелый топот копыт раздавался со стороны казарм. Торопливо выбегали в предутренний сумрак пехотинцы, строились по десяткам и сотням.
— Берис! Возьми десяток всадников и скачи в Эль-Мен. Если Самбрий уже прибыл, пусть выводит войска к косе. Аннис! Выдвигай к перешейку катапульты. Ардий! Коня мне. Сотню из агемы. Дезертиров казнить на месте!
Темная волна хуссарабской конницы катилась по Киэнтской косе, обтекая развалины древних храмов, в которых эль-менцы когда-то молились морским богам.
Заслон у основания косы, наскоро выставленный Радасом, был смят в мгновение ока.
Возле казарм, у стены Ардского прохода, царила паника.
Часть всадников пыталась прорваться сквозь строй аррантской агемы, выставленный, чтобы помешать дезертирам.
— Пропусти! — хрипел с коня краснолицый Фарис, наступая на спешенного воина. — Или ты не видишь, кто перед тобой?
Фарис вытянул из ножен длинный меч и замахнулся.
— Пропусти!
— Приказ арранта!.. — выкрикнул воин.
Тяжелый удар вмял гребень его шлема и сбил с ног. Воин пополз, из-под шлема текла кровь, а Фарис уже мчался, размахивая мечом, прокладывая себе дорогу. Следом за Фарисом поскакали еще несколько знатных граждан Эль-Мена.
Но вот строй охраны расступился и перед всадником оказался ряд арбалетчиков, изготовившихся для стрельбы.
Фарис поднял коня на дыбы.
— В кого вы хотите стрелять? — грозно крикнул он. — Я Фарис, это я содержу всю агему, это из моих денег вы получаете жалованье! Стреляйте лучше по тем предателям, которые посоветовали хуссарабам переплыть море! Или по тем, кто не подумал об этом!
Арбалетчики медлили. Фарис, воодушевившись, привстал в стременах:
— Арранты — вот главные предатели!
Он поднял меч и радостно повернулся к товарищам. И в этот момент арбалетный болт сбил с него позолоченный рогатый шлем. Фарис зашатался в седле, тараща бессмысленные глаза. Выронил меч. И тяжко сполз с седла.
Тысячник Будэр вывел конницу на дорогу. Направо дорога вела к Ардскому проходу, налево — к Эль-Мену.
— Ну что, мальчик, поделим добычу? — насмешливо сказал он Лухару. — Ты поведешь свои тысячи к проходу и возьмешь стену, разобьешь одного арранта. А я поспешу к городу, навстречу другому арранту. У него, говорят, очень много войска, и все они закаленные и отважные бойцы!..