Девятьсот семнадцатый
Шрифт:
заключение заявил, что войско против двоевластия.
Преображенского выслушали молча.
Слово взял Драгин. И президиум и зал насторожились.
— Зря вы, полковник, говорите за армию. Армия вас не уполномачивала и за вами не пойдет. Она идет и
пойдет за советами. Только советы дадут стране мир, землю крестьянам, контроль над банками и
производством, хлеб и свободу для всех трудящихся.
Советы разогнать хотите? Не выйдет это у вас. Руки коротки. Попробуйте только. Советы — творчество
самого революционного народа, и он советов на разгром не отдаст. Правда, революция еще впереди. Хотя бы тот
факт, что полковник Преображенский сидит здесь и пытается нас запугать, лучше всего говорит за то, что даже
царизм еще не сломлен окончательно.
— Позор, — крикнул председатель.
— Единственно, что может застраховать свободу от возврата царизма, — это разъяснение войскам
классового обмана всех лозунгов кадетов, меньшевиков. Нужно всемерно сеять недоверие к Временному
правительству. Требовать поголовного вооружения рабочих. Требовать…
— Долой!
— Убрать его, — это шпион!
— Большевистская демагогия!
Но оратор не смущался.
— Нужно везде и всюду насаждать, развивать и усиливать власть советов. И это сделают сами рабочие,
крестьяне и солдаты.
— Ложь, позор!
— Не орите, полковник, я говорю не для вас, а для солдат и рабочих, которые сидят здесь. Они со
временем поймут, что нынешнее кадетское правительство капиталистов и помещиков не может дать, если бы
даже хотело, ни свободы, ни мира, ни хлеба.
— Долой, убрать его! — надрываясь кричал Преображенский. Но зал его не поддерживал.
— Хлеба не даст буржуазия потому, — продолжал Драгин, — что это ударит ее по карману. Свободу не
даст потому, что для капиталистов свобода достаточна, а подлинная свобода для трудящихся — угнетателям
смерть. Не даст и мира, так как зарабатывает миллионы барышей на войне. Войну нельзя кончить, не сломив
сопротивление буржуазии, то есть не свергнув ее. Вот о чем нужно говорить солдатам, полковник. Кроме того,
нужно ввести братание на фронтах.
— Долой, прочь!
— Убрать шпиона!
— Арестовать его, — загудел снова весь зал. И когда шум затихал на секунду, был слышен твердый голое
Драгина и отдельные мысли его речи.
— Никакой поддержки Временному правительству… Кадеты ведут борьбу за войско… Не парламентская
говорильня, а советы и диктатура пролетариата… Конфискация всех помещичьих земель, национализация всех
земель… Передача всей власти советам… За единовластие советов.
— Ложь!
— Хамство!
— До-ло-й!
И снова в секунды затишья слышался голос Драгина.
— Почему не опубликовываете тайные грабительские договоры, заключенные царем? Нужна диктатура
советов — власть, опирающаяся не на писаные царские законы, а на вооруженную силу трудового народа.
Царизм еще не уничтожен… Шайка князей и царедворцев продолжает грязные заговоры в пользу
контрреволюции.
Бешено звонил колокольчиком председатель. Возмущенно ревел зал. Но когда Драгин сходил с трибуны,
большая половина членов совета бурно захлопала в ладоши.
*
Заседание совета закрылось поздней ночью. Гончаренко первый выбежал из зала и направился к выходу
из совета. Ему хотелось видеть Драгина. Он был в восторге от его речи.
Вместо Драгина на улице он столкнулся с Сергеевым.
Поручик подошел к нему, поздоровался и тут же заявил:
— Всех этих большевиков, немецких шпионов, истреблять надо. Слышали, какие хамы? Все развалить
хотят.
Гончаренко косо посмотрел на него. Отрывисто бросил ответ:
— Попробуйте, мы вам, золотопогонникам, покажем как истреблять.
— Что, что?
— Шкура, вот что. Не успел еще погоны надеть, а уже — истреблять.
— Ага, вот как ты заговорил! Марш на гауптвахту, под арест на трое суток. Потом я с тобой поговорю
особо.
— А вот этого не хочешь?..
— Завтра же будешь арестован и предан военному суду, — взбешенно закричал Сергеев. — Негодяй!
Поручик быстро отошел в сторону, а Гончаренко, дрожа всей телом от ярости, пустил ему вслед
многоэтажную ругань.
Подошел Драгин в сопровождении четырех депутатов, солдат. За ними следом шла Тегран. Гончаренко,
горячась и путаясь, тут же рассказал Драгину свою ссору с Сергеевым.
Драгин дружески шлепнул его по плечу.
— Молодец. Это просто замечательно.
— Ну, что же, пусть арестуют. Можно на этом сыграть преотлично. Хотя они, черти, теперь злы и,
пожалуй, как бы худо не было. Они теперь вновь вводят палочную дисциплину. Как бы на тебе не отыгрались. А
ты нам нужен.
Драгин на минуту задумался. Потом тоном, не терпящим возражений, заявил.
— Дезертируй. Переходи на нелегальное положение. Мы тебя используем для работы. Это нетрудно.
Отрастишь бородку, переменишь платье, получишь фальшивые документы, и все будет в порядке. Так, что ли?
Гончаренко заколебался.
— Что, милый мой, страшно? Ты, брат, знай, что революция требует всего человека.
— Согласен.
— Ну, а раз согласен, ступай с Тегран, она тебя устроит.