Дикое Сердце 1 часть
Шрифт:
Тщетно борясь с волнением, глубоко тронутый, слушал Ноэль слова Хуана, невероятно искренние и нежные, столь горестно разоблачавшие боль и заброшенность его детства. Несколько раз нотариус попытался заставить его замолчать со стыдом честного человека, который получил огромную плату за незначительный поступок; но Хуан продолжал говорить, упершись широкой ладонью в слабую спину старика, его суровые дерзкие глаза странно смягчились, а в полумраке арки Ренато Д'Отремон, получивший все преимущества мира, слышал и вбирал каждое
– Хуан, Хуан…
Лицо Хуана изменилось, рассеялся детский призрак, прервалось очарование, и чужим голосом он спросил:
– Что это?
– Сеньор Д'Отремон, ему ты обязан тем, что все уладилось, – пояснил нотариус. – Друг, который решил тебе помочь.
– Ну мне очень жаль, – холодно ответил Хуан. – Не нужно было брать на себя это обязательство. Мое заключение оказалось не справедливым, и я…
– Твое заключение было справедливым, и ты бы сгнил здесь, – прервал Педро Ноэль.
– Вы хотите сказать, что ради меня сеньор Д'Отремон дал взятку? Насколько я понимаю, это тоже преступление. Если мы должны руководствоваться законами, которые, по-вашему, я должен уважать, то сеньор Д`Отремон должен отправиться за решетку. Конечно, на законном основании его может оправдать полудюжина высокопарных слов. Мое преступление оказалось обманом, мошенничеством, нарушением слова, попыткой убийства. Его преступление можно назвать соучастием в помощи преступнику, подкуп чиновников и злоупотреблением моральным правом. Если вы покопаетесь немного в кодексе, нотариус Ноэль, то найдете там несколько лет тюрьмы.
Сжав губы, Ренато наблюдал за ним, пытаясь опуститься до глубин души, как путешествовал по аду Данте, и его не задели, не обидели едкие слова Хуана.
– Итак, вы заходите, а я выхожу, – насмешливо объявил Хуан.
– Хватит глупых шуток, – сурово оборвал Ноэль. – Чтобы раненый тобой человек забрал заявление, Сеньор Д'Отремон заплатил ему за ущерб и освободил твой корабль от ареста.
– Черт побери! Но ведь это, наверно, стоило вам кучу денег! По меньшей мере крови десяти рабов, – усмехался Хуан.
– У меня нет рабов, Хуан, – пояснил Ренато примирительно. – Я хотел бы, чтобы мы поговорили как друзья, как братья, как мой отец просил меня…
– Что?
Хуан разъярился, взгляд сверкнул такой молнией старой обиды, что Ренато не договорил. Казалось, он вот-вот разразится бранью, но промолчал, ограничившись желчной улыбкой, и язвительно обронил:
– Ваш отец сеньор Франсиско Д'Отремон и де ла Мотт-Валуа. Кровь королей, а?
– Не знаю, что ты пытаешься этим сказать, Хуан.
– Ничего особенного, – неприятно усмехнулся Хуан. – Но если мой корабль свободен, благодаря вашей щедрости, то я должен пораньше выйти в море. Сейчас мне нужно работать. Я должник значительной суммы. Хорошую унцию золота, должно
– Ладно, Хуан, твое… – вмешался старый Ноэль.
– Оставьте его, Ноэль, – прервал спокойно Ренато. – Пусть говорит, что хочет. Потом ему придется выслушать меня.
– Сожалею, но мне неинтересно слушать такого сеньора. У меня нет времени, чтобы слушать о Франции. Простите, и приятного вам вечера.
Хуан быстро удалился по длинному коридору, в глубине которого распахнулась дверь. Он приостановился, ослепленный солнечным светом, затем нахлобучил на свой лоб шапку моряка и горделиво двинулся вдоль двора перед часовыми, охранявшими вход.
– Не стоит ли попросить запереть его снова? – раздраженно спросил добрый Ноэль. – Разве он не заслуживает тюрьмы, из которой вы так упорно стремились его освободить? Надеюсь, вы понимаете теперь разумность моих советов. И если вы справедливо возмущены или сожалеете о помощи ему…
– Нет, Ноэль. Это вы купили ему тот кулек апельсинов?
– Что? Вы слышали?
– Да, Ноэль. И думаю о том же, о чем наверняка думаете и вы, несмотря на ваше внешнее возмущение, он по сути неплохой. Этот человек не способен забыть первую улыбку и первый подарок. В конце концов, все разрешилось благополучно.
Они оставили позади темный коридор тюрьмы. Как и Хуана, их ослепил солнечный свет, заливавший широкий двор. Вдалеке, по склону переулка, высоко подняв голову, твердой походкой удалялся Хуан Дьявол.
15.
– Айме плохо себя чувствует, у нее болит голова и она прилегла. Она умоляет и извиняется.
Сеньора де Мольнар окинула благодарным взглядом старшую дочь, которая солгала, чтобы оправдать сестру. В это время Ренато, сдерживая недовольство, вложил в руки матери букет цветов и коробку конфет, которую взял из рук слуги и с кивком с ним попрощался.
– Донья Каталина, вы передадите это Айме от моего имени?
– Конечно, сынок, конечно. Какие красивые цветы! Какая прелесть! Моника, не поставишь их в вазу? У тебя к этому талант.
– Я поставлю их в воду, а Айме сама с удовольствием заберет их в комнату.
Руки Моники задрожали, когда она взяла в руки букет, ее щеки были бледнее рясы. Она сжимала букет, чувствуя шипы.
– Погоди, Моника, – стеснительно попросил Ренато. – Если Айме стало лучше, можно ли мне увидеть ее хотя бы на миг? Если ей не трудно выйти на минутку. Если она не слишком страдает.