Димитрий
Шрифт:
Вместе с Мариной приехали великие королевские послы: паны Олесницкий и Госевский. Оба с многочисленною вооруженною свитой, тут же размещенной по Китайгородским монастырям. Про эти два отряда тут же выдумали, что они повезут назад казну московскую – Маринино вено. Димитрий отдает за нее Литве и богатые русские земли до Можайска. На самом деле Олесницкий и Госевский лишь заступали место короля на скорой свадьбе.
Рассеивая неблагоприятные себе слухи, Димитрий объявил щедрое вознаграждение хозяевам домов за постой гостей. На Думе им было лично боярам сказано: на счет Смоленска с Новгород - Северской землей с Мнишеком пересмотрено. Ни пяди русской земли он не получит. Обыкновенный народ получил от Димитрия щедрые денежные раздачи. Вспомнены были меры Борисова голода,
Целовальники, дьяки и приказчики шли в народ, убеждая одариваемых, что Марина день и ночь учит православный закон, готовится к крещению. В первый день она, действительно, ничего не ела, гнушаясь русской речной рыбой да репою. На второй день Димитрий не обещал прислать поваров отца. Мнишековичам отдали ключи от царских запасов. В Воскресенском монастыре густо запахло телятиной с тонкими подливами. На церковном греческом масле для невесты жарили.
Московитов отвращало, что Марина, не стыдясь, виделась с женихом. Сидела с ним за одним столом на пирах, словно венчанная. Так и венчанные с мужьями за общим столом не сидели! Московские пиры были казармою. Разве что оргии – то другой случай. Марина не тупила глаз, когда говорила с боярами или духовенством. Стремительно усваивая русский язы, имела и высказывала собственное мнение. На нее же и глаза было стыдно поднять: подчас низко декольтированная, с подушкой на заднице, всегда с насмешливым презрением на устах, обнаженными инстинктами в глазах под искусно наклеенными ресницами, а то одетая в немыслимую шапку с пришитыми ушами такой ширины, что не проходила прямо не во все двери. Горничные болтали: царская избранница утягивается китовым усом и железной пластиною, на голову цепляет чужих волос накладки. Димитрий принялся ей уподабливаться. Втыкал страусовые перья в шевелюру, переплетал пряди жемчужной нитью. Надевал обтягивающие камзолы, чулки с лентами, широкие дутые с позументами шаровары, прорезанные бархатным мешочком гульфика. Носил шпагу вместо сабли.
К невесте в келью Вознесенского монастыря Димитрий являлся с музыкой. Прямо в трапезной пели и плясали вдвоем и компаниями. Приглашали послушную мать. Вечерами Марина, сопровождаемая лишь служанкой Ханкой да подружкой Варварой Казановской, ездила к Димитрию во дворец, подолгу оставаясь с ним наедине. По вечерам они ездили и на конях вдоль реки кататься. Марина хорошо скакала. Возмущало, Марина не применялась к русским обычаям. Предполагали: или она была близка с Димитрием до свадьбы, или, сведав об неудаленной Ксении, торопилась удержать государя наглой девственной храбростью. Сходились: колдовство придавало удачливости. Необузданный характер избалованного тронным счастьем Димитрия указывал: он способен отвернуться в одночасье. Марина держалась настороже. До свадьбы она не рисковала отпускать его ни на минуту. Сама придумывала предлог, чтобы видеться. Димитрий чуял в Марине неумолимое сродство. Азартные игроки нашли друг друга. С рожденья их брак был вписан на небесах. Но взвешенное легкомыслие Марины было и тлеющим фитилем мины, готовой неуместным взрывом раскидать ошеломленных авантюризмом робких сторонников..
Грязные под знаменами Димитрия славно поспешествовали в Московском походе. Отец и два его сына геройски воевали на Десне под Трубчевском. В медвежьих шубах навыворот для острастки, с саблями наголо скакали на правое крыло Борисова войско. Рубили, секли, получали раны. Севастьяну порезали лицо, теперь его с Исидором стало не спутать. Матвей, опрокинутый пикою, отшиб бок и по сей день прихрамывал. Димитрий не промахнул усердных вояк. После воцарения повесил на грудь семье золотые медали со своим профилем.
В Москве Грязные укрепились в первых рядах Димитриевых приверженцев. Они, как и другие русские, отодвинулись иноземцами, когда после брожения в стрелецких рядах царь передал ближнюю охрану ливонцам, шотландцам и французам. Петр Басманов организовал собственную дружину, и Грязные к нему примкнули. У Басманова были одни русские, все верные Димитрию.
Марина приехала с Ханкой. Грязные возобновили ухаживания за продувной служанкой. Севастьян показывал
Матвей клялся Ханке: раз он вдов, он может жениться. Ханка смеялась над ним: не в том вопрос и торопилась к Марине.
Разгневанный, что изменницу жену перезахоронили рядом с согрешившим с ней дядей, Матвей допрашивал родню. Многие из Грязных перемерли, иные рассеялись. В силе пребывал только брат - Тимофей Грязной, тоже присягнувший Димитрию. Тимофею было не до того, как Ефросинья оказалась подле Якова.
Грозные дворцовые события заглушали частные истории. Казалось, сама русская земля притихла в ожидании надвигавшегося урагана. Над Москвой витало предчувствие посла Власьева: свадьба Димитрия с Мариной добром не кончится.
5
Юрий Мнишек самовольно одарил приближенных дочери польскими придворными титулами, как если бы она была королева, а не царская невеста. И вот ее гофмейстер Стадницкий, ощущая колеблющуюся под туфельками невесты русскую землю, на царском приеме, устроенном 3 мая в Кремлевской Золотой палате для Сигизмундовых послов и других знатных ляхов, предварил королевскую поздравительную грамоту такими словами:
– Великий князь Димитрий, если кто из недоброжелателей удивится твоему союзу с Домом Мнишека, первого из вельмож королевских, то пусть заглянет в историю государства Московского: прадед твой был женат на дочери Витовта, а дед – на Глинской, и Россия жаловалась ли на соединение царской крови с литовскою?.. Сим браком утверждаешь ты дружескую связь между двумя народами, которые сходствуют в языке и обычаях, равны в силе и доблести, но доныне не ведали мира искреннего и своею закоснелою враждою тешили неверных. Ныне Речь Посполитая и Московия готовы действовать сообща против ненавистного Полумесяца. Да будет слава твоя подобна солнцу, воссиявшему в странах севера!
Речь Стадницкого произвела впечатление обратное им желаемому. Бояре, дравшие друг другу волосья за места, прекрасно ориентировались в генеалогии. Ни Шуйским, ни Мстиславским, ни иным бы Рюриковичам не следовало внушать про прадеда, женатого на дочери Витовта – Иоанн III Великий (Грозный) был женат первый раз на Марии Борисовне, дочери тверского великого князя Бориса Александровне, второй раз на гречанке, племяннице последнего византийского императора – Софье Палеолог. То ли гофмейстер умышленно оскорбляя русскую гордость, то ли по темноте ли своей, спутал первую жену Иоанна III Великого, или тоже - Грозного, с сестрой Витовта Марией, бывшей замужем за тверским князем Иваном Михайловичем. А не толкует ли поляк про Марию Дмитриевну, дочь Дмитрия Донского, отданную замуж за литовского князя Лугвения - Симеона Ольгердовича? Что касаемо Глинской, ей может быть бы польстило быть не татарских, а литовских кровей, раз вместе с ней из Литвы родня прибыла. Пассаж Стадницкого оказался не рассчитанным на подготовленную публику. В палате шумели, перебирая родословные.
Багровый, сидел на троне Димитрий. Он взял через Афанасия Власьева польскую грамоту и пытался читать, ничего не видя, ослепший от гнева. Петр Басманов от трона бежал к Власьеву. Тот переводил Стадницкому:
– Отчего же послание сие какому-то князю Димитрию? Почему не монарху российскому, Цезарю?
Стадницкий не нашелся, что без обиды московитам ответить. Стоял с опущенными руками. Тогда пан Олесницкий взял у него грамоту и воскликнул, глядя на Димитрия: