До свидания, Светополь!: Повести
Шрифт:
А Вадька? Откусил кончик, сплюнул и тогда только продолжал курить.
— Брезгуешь?
— Ты что! — Даже поперхнулся Вадька Конь. Поперхнулся и закашлялся. — Это привычка, ты что!
Кирпичным сделалось его лицо. Рая обеспокоенно глядела на него. Неужели и она становится такой, когда краснеет?
Ника молчала. Обхватив худые колени, с улыбкой смотрела на оправдывающегося Вадьку.
— Подружки к тебе, — бросил ей Кожух.
От ворот шли Тамара и Жучка. Подружками назвал их Кожух, но до чего же
— Адью, — сказала Ника.
Сзади она казалась совсем тоненькой. Незагоревшие ноги как бы слегка подламывались, и это очень нравилось Рае. Она посидела немного и тоже пошла на улицу.
У ворот, под окнами Ивановой, лицом к лицу столкнулась с Тепой.
— А я к тебе, — начала было Тепа, но Рая предостерегающе подняла палец: у Ивановой играли на пианино.
Вслушивалась, не дыша, не обращая внимания на недоумевающее лицо Тепы. В одном месте, почудилось ей, Иванова ошиблась, и в тот же миг музыка оборвалась.
— Новенькая, — зачарованно прошептала Рая.
Иванова опять заиграла — то же самое, сначала. Тепа хотела сказать что-то, но Рая сделала страшные глаза, и она замерла с разинутым ртом. Так или не так сыграет Иванова? Кто-то громко прошёл мимо. Рая не шевелилась. Иванова сыграла по–другому, все получилось складно, и Рая обрадованно сжала Тепину руку.
— Как она тебе? — тихо спросила, когда вышли на улицу. Музыка все ещё звучала в её ушах.
— Кто? — Стекла очков делали голубые Тепины глаза выпуклыми, как у рыбы.
— Никто! — разозлилась Рая. — Под ноги гляди — брякнешься.
В сквере за ними увязались двое мальчишек.
— Семечек не желаете? — закинул удочку один, прилизанный, как Кожух. — Шикарные семечки, девочки.
— Не желаем, — бросила через плечо Рая. — У нас свои есть, — И — Тепе, громко: — Завтра комиссия, а я ещё географию не выучила.
Про комиссию она не сочинила: сегодня на большой перемене Харитон, пересиливая шум, предупредил, чтобы завтра все явились в форме, галстуках и с выученными уроками, — проверять будут.
Мальчишки отстали, Рая с облегчением вздохнула, но, если начистоту, её задело, что так быстро сдались они.
У ворот её караулил Кожух — в темноте, но она узнала его. Как чувствовала, что где-нибудь да подстережёт её. Повернуться и уйти? Но он уже двигался навстречу. Рая остановилась.
— Чего тебе?
— Пойдём посидим, — глухо проговорил он.
— Мне домой надо.
— Зачем?
— Надо. Мать ждёт.
Кожух притворно засмеялся.
— У тебя света нет. Мать торгует ещё.
Рая быстро глянула на него. Мать торговала до восьми; значит, с НИМ она.
— Все равно, — упрямо сказала она и хотела пройти, но он преградил ей дорогу. Вытащив что-то
— На.
Но Рая даже не посмотрела, что там.
— Не надо мне ничего.
— Это конфеты.
Рая фыркнула.
— Жанночке своей отдай. — И сама не поняла, как вылетело у неё это.
Кожух не убирал руки.
— При чем здесь Жанночка! В гробу я её видел. И вообще… На, это я тебе купил.
— Не нуждаюсь!
К ним безмолвно и медленно приближалась парочка. Мужчина обнимал женщину за плечи.
— Любовь, — насмешливо сказала Рая, когда парочка прошла.
Кожух спрятал конфеты.
— Играть завтра, — вздохнул он. — Областной смотр. В клубе медработников.
Рая насторожилась. В прошлый раз, на чердаке, как хитро ни подбиралась к этому, Кожух отмалчивался, а сейчас — сам.
— Между прочим, могу и тебя научить. Тут желание только.
Врёт… Но сердце её забилось сильнее.
— Как научить? — не удержалась-таки она.
— Играть. На баяне. Ты же хочешь играть?
Она почувствовала, как краснеет в темноте.
— Откуда ты взял?
Кожух ухмыльнулся.
— Знаю. Сама говорила.
Она подозрительно посмотрела на него сбоку.
— Когда это?
— Тогда.
— Когда — тогда?
— Ну, тогда, — прошептал он, и она поняла: на чердаке. Закусив губу, отвела взгляд.
— А девчонки разве играют?
— На баяне-то? Ещё как! Инка Морозова — будь здоров наяривает. Даже Венкель её превозносит.
Рая представила себя с баяном. Чудно как-то…
— Он же тяжелый, — с сомнением произнесла она.
— Это сначала только. Потом привыкаешь. В нашей группе трое девчонок.
— В какой группе?
— В музыкальной школе, — небрежно пояснил Кожух.
Так сладко прозвучали для неё эти слова — «музыкальная школа». Наверное, Иванова тоже учится там. Представилось, как играют вдвоём: Иванова — на пианино, она — на баяне.
Загромыхал трамвай — два пустых ярко освещённых вагона, и она не разобрала, что ей сказал Кожух. Терпеливо ждала, но он не повторил. Молча и настойчиво вложил что-то ей в руку. Она рассеянно посмотрела. Кулёк с конфетами…
— А ты не врёшь? — проговорила она, глядя на то место, где только что был трамвай.
— Что научу? Побожиться…
— Нет, что играют. Что девчонки играют.
— Можешь проверить. Инка Морозова, Домбровская… Сколько угодно.
Рая внимательно посмотрела на него.
— Как проверить? Разве туда пускают?
— В школу-то? Со мной? Назовёшь только — Кожухов, и иди, пожалуйста.
Он горячо убеждал её, обещал дать баян, а Рая, хоть и не верила ему, все равно видела, как играет она во дворе на площадке, все восторженно слушают, а у своего парадного стоит, затаив дыхание, изумлённая Иванова.