Добрые времена
Шрифт:
— Спит? — изумился Ромка. — Как это можно — спать стоя? И почему?
Тут до него дошло. Он понял, почему ночью стало вдруг просторнее. Ото Старцев уступил другим место, а сам, значит, провел всю ночь в окопчике. Ведь лечь невозможно — в окопе почти по колено воды.
Бессонов подивился самоотверженности рыжего сержанта. Старцев казался ему до этого несколько хамовитым, стойко борющимся за свое место под солнцем. А тут взял и ушел...
— Петь! — тихо позвал Бессонов.
Старцев медленно поднял веки и невидяще поглядел прямо перед собой.
«Еще не проснулся, — догадался Ромка и еще раз подивился. — Здоров же черт! Надо умудриться, спать стоя, да еще так крепко».
— Петя! — сказал он уже настойчивее.
Старцев встрепенулся, откинул мокрый капюшон, провел рукой по лицу и сладко потянулся всем своим крупным телом.
— А, а! Стюдент, — только и сказал он.
— Ты чего же ушел из палатки? — спросил Ромка.
— Тесно было, потому и ушел!
— Могли бы по очереди!
— Зачем? — пожал плечами Старцев. — Тогда никто толком бы не спал.
Он уже выскочил из окопа, снял плащ-палатку и встряхнул ее так, что полетели сотни брызг.
— Значит, ты из-за нас...
Старцев поморщился:
— Брось антимонии разводить. Я просто привычнее вас, вот и все. Ничего, в лагерь вернемся, отосплюсь.
— Старцев! — услышали они голос лейтенанта, вышедшего из-за палаток. — Играй срочно подъем.
— Быстро занять позиции для атаки! — скомандовал Зотов, когда солдаты построились. — В штабе принято решение внезапно атаковать, воспользовавшись туманом.
Развернуться в цепь, идти тихо, не разговаривать, не шуметь. Чтоб как снег на голову.
— Вперед! — командовали отделенные.
Шли почти на цыпочках. Лишь когда показался бруствер вражеской траншеи, Зотов неожиданно зычно закричал:
— Вперед, в атаку, ура!
— Ура! — прокатилось по цепи.
Началась отчаянная стрельба из автоматов. Один за другим солдаты прыгали в окопы. Но, странное дело, здесь никого не оказалось. Миновали вторую линию траншей. И здесь никого!
— Догадались, — хрипло сказал Зотов. — Поняли, что в этом направлении атаковать будем, и отошли. Придется все опять сначала начинать.
Туман окончательно развеялся, выглянуло солнце, которому все радовались, как дети. Воспользовавшись передышкой, каждый сушил обмундирование.
Из штаба вернулся нахмуренный Зотов, собрал сержантов.
— Обманули нас «синие», — сказал он, разворачивая карту. — По данным разведки, они теперь вот на этой гряде окопались, в пятидесяти километрах отсюда. Сейчас подойдут «броники», будем догонять.
Через два часа пришлось спешиться. Пользуясь складками местности, скрытно подошли к гряде.
— Днем атаковать бесполезно! — хмурился Зотов, разглядывая гряду в бинокль. — Мы для них как на ладони. Атаковать будем ночью, совместно с танками. А пока отдыхайте.
Легко сказать — отдыхайте, когда внутри все екает от волнения. Солдаты ворочались, вздыхали, то и дело поглядывая на высоты.
— Перед сражением полагается всякие занимательные истории рассказывать, — громко сказал Старцев, чтобы как-то отвлечь солдат.
— Это у нас Ромка специалист, — провокационно заявил Светик. — Ром, не спи!
— Расскажи чего-нибудь пострашнее! — попросил подползший поближе Радзиевский.
— Из Хаггарта или Берроуза, — добавил Светик.
Напрасно Ромка отнекивался, все-таки уговорили.
— Ну, ладно, слушайте. Был у нас учитель географии. Хороший мужик, мы все его очень любили, в походы с нами ходил. Хотя прозвище у него обидное было — Козел. Очень уж он смешно голову вскидывал, вот-вот боднет, когда плохо кто отвечал.
— Однажды в походе, у костра, вот так же никто не спал, Козел принялся рассказывать. «Служил, — говорит, — я в войну в Тихоокеанском флоте на эсминце. Однажды преследовали мы японскую подлодку и ушли далеко на юг, чуть ли не в Полинезию.
Вдруг вахтенный кричит:
— Человек за бортом.
Спустили шлюпку. Через полчаса возвращается команда и вносят на палубу женщину без сознания. Какая-то шкура на ней. Волосы длинные, золотистые. Врач тут же помощь ей оказал. Что-то дал понюхать, укол сделал. Очнулась она, глаза открыла. А они у нее огромные и синие-синие. Шепчет вдруг по-русски:
— Где я?
Объясняем ей. Она как заплачет!
— Милые! Свои!
Врач, конечно, всех нас прогнал. Только капитан остался, все с ней о чем-то говорил. Потом, когда пришли во Владивосток, ее на первой же шлюпке — на берег. Уж только позже, когда снова в плавании были, капитан рассказал о приключениях этой женщины. Действительно, бывает же такое!»
Ромка сделал эффектную паузу. Потом, понизив голос, продолжил:
— Звали ее Таня. Кухаркой на торговом судне работала. Шли они в Сан-Франциско, какие-то продукты по ленд-лизу получать. На их караван сверху японские летчики навалились. Суда врассыпную. Тут, на их счастье — туман. Шли долго вслепую, штурман ориентировку потерял, заблудились. Пора бы американскому берегу быть, а все нет и нет. Вдруг страшный толчок — на риф наткнулись, вода в каюты хлынула. Кто успел — в шлюпки. Таня растерялась, судно вниз уходит. Увидела — пустая бочка катится. Кое-как ухватилась и в воду. Скоро все тихо стало. Кричала она, кричала. Никто не отвечает.
Туман рассеялся. Вокруг океан. Нигде земли не видать. Умудрилась привязаться Таня обрывком веревки к бочке. Тащит ее волнами, куда — неизвестно. Пить хочется страшно. От жары и жажды потеряла сознание.
Когда очнулась, чувствует, лежит на песке. Открыла глаза — в черном небе яркие чужие звезды. И вдруг склоняется над ней какое-то страшное дикарское лицо, заросшее волосами, с налитыми кровью глазами.
— Это как же она в темноте заметила? — не выдержал Стас.
— Дикарь оказался английским резидентом, — фыркнул Светик.