Добрые времена
Шрифт:
Через несколько часов взвод получает первое боевое задание. Построив солдат, Зотов торжественно заявляет:
— Настал момент доказать, что наш первый взвод является первым по праву. Нам доверено идти в боевое охранение, на пятьдесят километров впереди остальных подразделений. В случае встречи с противником принимаем бой с ходу! Желательно взять «языка». Скрытность и бдительность прежде всего.
Водитель бронетранспортера оказался старый знакомый — запасной из тбилисского «Динамо».
— Автандил! — радостно закричал Рожнов, хлопая худенького грузина по плечу.
— Паччему Автандил? — смешно рассердился грузин. Его черные усики колюче натопорщились. — Не Автандил я вовсе, а Арслан. По-русски значит — «лев».
— Лев? — заулыбался Ромка. — Что же, вполне подходяще. А в футбол ты здорово играешь! Действительно, как лев.
Арслан, не принимая шутки, исподлобья взглянул на стоящего рядом Радзиевского и ворчливо сказал:
— Что стоим? Ехать давно пора!
— Сейчас лейтенант подойдет, — ответил Старцев. — А вот и он.
Лейтенант приближался скорым шагом, придерживая хлопавшую по бедру планшетку.
— Рожнов! — крикнул Зотов еще не доходя. — Поедете в первой машине. Остальные две пойдут следом, с дистанцией в один километр. По машинам!
Бронетранспортеры гуськом, неторопливо двинулись по шоссе. Напряженно всматриваются вперед бойцы. Каждое дерево кажется подозрительным: вдруг там затаился враг? Тишину нарушают автоматные, а затем и пулеметные очереди.
— Рассредоточиться! — командует командир взвода, и солдаты, выскакивая из машины, залегают вдоль шоссе. Съезжают на обочину и бронетранспортеры.
— «Ястреб, ястреб»! — запрашивает по рации Зотов передовой бронетранспортер. — Что случилось? Почему стрельба?
— Напоролись на засаду, — отвечает Рожнов. — Находится на опушке березовой рощи. Судя по количеству выстрелов — не более отделения.
— Отвлекайте их внимание стрельбой с фронта. Одновременно постарайтесь обойти и накрыть сзади. Подберите добровольцев человек пять.
Не удивительно, что в состав добровольцев попали защитники футбольной команды.
— Есть на кого опереться, — констатировал Боб.
С особым удовлетворением он взглянул на Радзиевского.
— Я думаю, что «язык» будет!
Согнувшись, перебежками добровольцы двинулись в сторону от дороги.
Тем временем лейтенант приказал замаскировать остальные бронетранспортеры. «Вдруг их боевое охранение подойдет». Он напряженно прислушивался к очередям, раздававшимся впереди. Не выдержал, передал по рации:
— Поживее огонь ведите. А то догадаются, что вы чего-то выжидаете.
Через полчаса раздался приближающийся гул мотора. Зотов взглянул в бинокль.
— Свои.
Выскочивший из бронетранспортера Рожнов лихо доложил:
— Засада уничтожена. Оставили там теперь свою засаду. Кстати, только мы их постреляли, как прямо нам на голову — связной. Прислали узнать, что за перестрелка. Они, видимо, ждут нас с другой стороны.
— «Языка» срочно отправить в штаб полка! — распорядился Зотов. — Молодцы. Сведения важные.
Вечером одно за другим стали скрытно подходить остальные подразделения полка. Решено было нанести главный удар именно в этом направлении. Слева слышалась упорная канонада. Это третий полк производил отвлекающий маневр.
Неожиданно подул противный ветер и начал накрапывать дождь. Быстро поставили палатки и укрылись в них. В окопах — лишь часовые.
— Наступление назначено на семь утра, — объявил сержантам Зотов, вернувшись от командира роты. — Будем двигаться вперед, до этих высоток. Но до наступления нужно еще одного «языка». Добровольцы?
Пошли в том же составе. Примерно через час, когда солдаты, плотно прижавшись друг к другу, заснули под монотонное постукивание дождевых капель, в палатках раздался приглушенный смех. Сработал беспроволочный солдатский телеграф.
— Радзиевский вместо противника приволок члена инспекционной комиссии.
— А что, у него на лбу написано, что ли? — оправдывался он перед Зотовым. — Офицер как офицер!
— Так у него же нарукавная повязка.
— Темно, да еще дождь. Разве разглядишь повязку эту! Вижу — в фуражке, я хлобысть ему кляп, в плащ-палатку, и айда.
Впрочем, член комиссии претензий к Радзиевскому не имел. Слегка придушенным голосом он заявил, что засчитывает первой роте взятие в плен вражеского офицера.
— Как он меня! Я и ойкнуть не успел! — говорил плененный Зотову. — Попрошу представить этого солдата к награде.
Зотов послушно кивал головой и одновременно исподтишка показывал кулак Радзиевскому и Рожнову. Плененного по ошибке члена комиссии быстренько переправили в штаб, а промокший до нитки Рожнов нырнул в сержантскую палатку.
— Куда лезешь, черт холодный! — послышались возмущенные голоса друзей, начавших было дремать.
— Мальчики, я же по-пластунски все лужи пропахал, — жалобно приговаривал Боб, как уж, ввинчиваясь в середину. — Имейте совесть, я же замерз!
В палатке сразу стало очень тесно. Тем, кто лежал с краю, было еще хуже. Стоило коснуться головой или плечом холодной поверхности палатки, как в этом месте сразу начинало подтекать. Долго ворочались, сипло ругали друг друга, но молодость взяла свое. Уже засыпая, Ромка почувствовал, что в палатке вдруг стало просторнее. «Кто-то вышел», — сквозь сон подумал Ромка и тут же, перевернувшись на спину, будто провалился куда-то.
Он открыл глаза, когда сквозь дверную щель уже пробивался неяркий серый свет. Осторожно выбравшись из палатки, Ромка содрогнулся от промозглой сырости. Дождь едва моросил, и вся огромная долина впереди была покрыта белым туманом. Одергивая влажную гимнастерку, Бессонов сделал несколько шагов и замер от удивления. Перед ним тянулась цепочка отрытых накануне окопов. В одной из стрелковых ячеек как-то странно стоял, опершись локтями о края окопчика, Старцев. Накинутая сверху плащ-палатка закрывала лицо. Когда Ромка приблизился вплотную, то увидел, что глаза рыжего сержанта закрыты.