Добрые времена
Шрифт:
— Ах, Радзиевский, Радзиевский! — неожиданно мягко и проникновенно сказал Бессонов. — В твоем «эго», как я чувствую, слишком много космоса.
— Чего, чего? — переспросил тот ошарашенно.
— «Эго» из тебя выпирает, — сухо пояснил Бессонов.
— Какое «эго»?
— «Эго» — это «я» — по-латыни.
— Я? — Радзиевский окончательно растерялся.
— А все почему? — торжествующе обводя взглядом насторожившихся солдат, сказал Ромка. — А потому, что ты слабо разбираешься в гносеологических корнях идеализма. Ведь признайся, слабо?
Подавленный Радзиевский действительно не мог не признать, что в смысле гносеологических корней у него дело обстоит плоховато. Бессонов разразился тирадой, насыщенной философскими терминами.
Солдаты слушали, восторженно открыв рты. Ничего не поняв из длинного набора слов, они уловили главное — что Радзиевский стал объектом насмешек. Кто-то даже крикнул:
— Эй ты, «корень идеализма».
Радзиевский беспомощно завертел головой, не зная, куда деваться.
— Так я сбегаю? — спросил он робко. — А то время идет...
— Ты понял, мой юный друг, правильно! — снисходительно согласился Ромка. — Дуй. А то мне придется рассказать тебе кое-что о таких грубых ошибках идеалистов, как...
— Не надо! — твердо сказал Радзиевский и тронулся с места в карьер под смех всего взвода.
Старцев исподтишка показал большой палец. Он признал себя побежденным. До конца занятий все слушались Бессонова беспрекословно, а за Радзиевским так и приклеилась кличка «корень идеализма».
* * *
Некоторое однообразие учений «в поле» было неожиданно нарушено. Утром, возбужденно вышагивая взад-вперед вдоль стройной шеренги своих солдат, лейтенант Зотов сообщил:
— В нашем подшефном совхозе идет горячая пора сенокоса. Дни выдались солнечные, жаркие. Надо быстро и без потерь взять урожай трав. Руководство совхоза обратилось к нашему командованию за помощью.
— И вот, — Зотов сделал многозначительную паузу, — нашему взводу оказана большая честь — произвести эту ударную работу!
— Урра! — весело вскричал взвод.
Кое-кто на радостях даже попытался немедленно покинуть строй.
— А-ат-ставить шум! — крикнул Зотов. — Смирно!
Он еще раз прошелся вдоль замершего строя.
— Если вы думаете, что едете только молоко пить да прохлаждаться, то глубоко ошибаетесь. Будем вкалывать стемна и дотемна! Вопросы есть?
— А ежели кто не умеет косить? — спросил кто-то из задних рядов.
— Научим! — твердо сказал Зотов. — Солдат должен все уметь. На сборы пятнадцать минут. Рразойдись!
Мощный «ЗИЛ» с высокими бортами с ветерком летел по гладкой асфальтовой дороге. Веселое возбуждение не оставляло солдат. Пели во все горло озорные частушки с гиканьем, свистом и звонко стуча алюминиевыми ложками по котелкам, заботливо захваченным на всякий случай. Мелькали перелески, поля со стройной пшеничной ратью, веселые деревушки. В одной из них машина затормозила.
— Маханьково, — объяснил Петька и почему-то покраснел.
— Откуда ты знаешь? — подозрительно спросил Рожнов.
— Эх ты — помковзвода! Табличка же перед въездом была. А потом, бывали мы тут.
— Бывали?
— По шефским делам, — сказал Старцев и снова слегка покраснел.
Зотов, выскочив из кабины, велел никуда не расходиться и направился в кирпичное здание с флагом.
— Контора тут у них, — снова объяснил Старцев.
Машину мгновенно окружила ребятня. Наиболее смелые уже лезли через борт и хватали солдат за всякие блестящие вещи — пуговицы и пряжки. За веселой возней не заметили, как вернулся Зотов и с ним полный высокий дядька с длинными усами. Несмотря на жару, дядька был в чёрном костюме, но в соломенной шляпе.
— Директор, — шепнул Старцев.
— Здорово, орлы! — крикнул директор.
— Здравия желаем.
Директор, несмотря на грузность, ухватившись за борт, легко вскочил на колесо и весело оглядел солдат.
— Ну, с такой гвардией все сено наше будет. Значит, луга у нас дальние, за рекой, километров восемь отсюда. Там и заночуете в палатках. А обед отсюда возить будем. Если все ясно, то поехали. Я вас провожу.
Директор вместе с Зотовым сели в зеленый «газик», стоявший у конторы, и покатили вперед. «ЗИЛ» осторожно двинулся следом. За деревней свернули на проселок.
Старцев почему-то вздохнул, когда деревня скрылась из виду. У реки машины остановились.
— Все, приехали! — закричал директор. — Дальше пешком. Речка мелкая, вброд перейдем. А на том берегу и расположитесь.
Когда вышли на противоположный низкий берег, окружили директора.
— Луга заливные, — объяснял он. — Косилки не идут. Вот мы и решили обратиться к вам за помощью. Палатки лучше поставить вон там, у леска. Там повыше и посуше. Комарья не так много. Сейчас косы и вилы подвезут, — продолжал он. — Значит, будете косить и копенки ставить. А потом на лошадях заберем.
— Вы лучше нам сейчас с десяток лошадей дайте, — неожиданно прервал его Ромка.
— Зачем? — удивился директор.
— А мы волокуши сделаем и вместо копенок вам пару приличных стогов поставим, центнеров на восемьдесят, — рассудительно ответил Ромка. — Ведь копенки — что? Дождь пойдет, и вместо сена — один мусор. А стог никакая непогода не возьмет. А зимой можно будет на машинах вывезти.
— Слушай, идея, — обрадовался директор. — И где это ты такому научился?
— На целине, — скромно, но с достоинством сказал Ромка.