Добрые времена
Шрифт:
Женщина неожиданно начала всхлипывать, аккуратно вытирая глаза уголком синего платочка, Аркадий поморщился, не без сочувствия взглянул на Романа и сказал:
— Я пошел. Мне еще в комитет зайти надо.
Женщина поглядела ему вслед осуждающе:
— Вот видите. Никто не хочет разбираться. Чуть что, и в сторону! А почему?! Потому что у ей зять какую-то важную шишку в городе возит. Боятся!
Она снова взревнула, уже почти в полный голос.
— Успокойтесь, пожалуйста! — сказал растерянно Роман.
Женщина замотала наклоненной головой.
— И никто помочь не хочет. Вот смена давно кончилась, все домой, а я все тяну, не иду. Потому как — придешь, сразу скандал. С кухни мой стол выбросила. В туалете, когда я там, свет гаснет. Фулиганит по-всякому. Давеча ни за что ни про что меня ленивкой по ноге огрела. Синячище во всю ногу.
Женщина попыталась приподнять юбку, но Роман в ужасе закричал:
— Не надо. Верю я, верю! Давайте расскажите все по порядку...
Они прошли в сквер перед проходными, сели на лавочку, и женщина поведала душераздирающую историю квартирной склоки. Хамы... Их Роман люто ненавидел с детства. Сам видел, сколько претерпела его тихая мать от соседей, пока им не дали отдельную квартиру.
Он живо представил, как эта пожилая женщина, труженица, робко заходит в свою квартиру и сразу слышит угрожающие выкрики. Забившись в угол в своей комнате, она с трудом глотает холодный ужин, кропя его тихими, но обильными слезами.
Статья называлась «Изверги».
— Не очень сильно, а? — спросил Василий Федорович.
— Это еще слабо! — возбужденно ответил Роман. — Вы знаете, как они издеваются!
— Но ты же только с ее слов судишь!
— Я и в квартире был, пытался с ними разговаривать.
— Ну и что?
— Только отмахиваются. Ведь в чем их подлость заключается — они скандалят, когда никого нет. А при свидетелях сразу паиньками становятся.
— Странно, — протянул Василий Федорович. — Я ведь соседа этой женщины знаю. Вроде такой тихий... Впрочем, наверное, жена верховодит?
— Точно! Такая ведьма! — подтвердил Роман.
Статья вызвала большой резонанс в коллективе. Все гневно осуждали скандальных соседей. Вечером в редакцию заглянула героиня статьи. Деловито окинула комнату взглядом и, убедившись, что никого нет, села подле стола.
— Ну как? Думаете, подействует? — радостно сказал Роман.
— Спасибо, милок.
— Я думаю, они прочувствуют.
— Навряд.
Женщина оглянулась, покопалась в объемной сумке и выложила на стол плоский сверток.
— Что это?
Женщина хихикнула.
— Коньячок. Выпьешь за мое здоровье.
— Да вы что! Я не пью. И вообще не надо этого!
Роман мучительно покраснел.
— Заберите!
Женщина неожиданно легко при своей полноте вскочила и поплыла из комнаты. Роман еще раз крикнул:
— Заберите, или выкину!
— Обидишь! — слегка застряв в дверях, ответила женщина и исчезла.
Непередаваемо гадливое чувство охватило Романа. Боже, какой стыд. Ему дают взятку. За что? Ведь он только защитил обиженную. Неужели обязательно надо было дарить этот коньяк?
Наутро он рассказал Василию Федоровичу о случившемся. Тот слушал молча, запустив пальцы в седую гриву и не глядя на Романа.
— Да, неловко получилось, — сказал он наконец. — К журналисту ничего не должно приставать. Самое страшное, если твое перо служит нечистому делу.
Он поднял голову и взглянул на Романа.
— Очень ты доверчивый, парень. Трудно тебе будет. Мне ведь вчера из завкома звонили по поводу твоей статьи.
— А разве что не так? — встрепенулся юноша.
— Надо было тебе с ними потолковать, прежде чем статью помещать. Понимаешь, твоя «обиженная» не в первый раз с соседями не сходится. На прежней квартире ее «травили», завком пошел навстречу, помог с обменом, и теперь тут «изверги».
— Может, совпадение? — неуверенно предположил Роман.
— Навряд. В завкоме по-другому считают. Просто бьет она на отдельную квартиру.
— Не может быть! — ахнул Роман.
Василий Федорович покачал головой.
— Теперь дадут, куда деваться. Ты ей здорово помог. Поэтому она тебе коньяк и всучила.
Поглядев на Ромкино огорченное лицо, грустно улыбнулся:
— Эх ты, простая душа! Будь покритичнее к людям, умей ложь от правды отличать. Но боже тебя упаси впасть в безверие. Это самая опасная болезнь для журналиста. Лучше тогда сразу из газеты уходить...
Приближался Новый год. Весь наличный состав собрался в кабинете редактора, чтобы спланировать предновогодний номер.
— Надо людям создать праздничное настроение! — значительно сказал Николай Иванович. — Какие есть предложения?
— Хорошо бы добрый очерк о какой-нибудь рабочей династии, — сказал Василий Федорович, эффектно пустив колечко дыма.
— А конкретно? — спросил редактор, слегка поморщившись, поскольку он был единственным в редакции, кто не курил.
— Хотя бы Крутовых взять, — елейным голосом сказал Демьянов. — Роман, я думаю, мог бы...
— Не надо, — твердо сказал Роман.
— А что, идея! — обрадовался Самсонов.
— Братцы, кончайте! — взмолился Роман. — Будет налицо злоупотребление служебным положением...
Хохотали все долго. Потому что весь наличный состав положительно относился к Ладе и горячо одобрял «наметившийся прогресс в отношениях», как любил выражаться Николай Иванович.
— Возьму Князевых, — повернулся Роман к Демьянову. — Девять детей. Мать передовая станочница, отец слесарь по ремонту. Сами же рассказывали...