Добрые времена
Шрифт:
— Дай миллион, дай миллион!
— Есть еще одна проблема, — произнес раздумчиво Демьянов.
— Какая?
— Королей.
— Кого-кого? — удивился Роман.
Василий Федорович, прищурившись, кивнул на Крутова.
— Вот он лучше скажет.
Андрей замялся:
— Да шутка это.
— Хороша шутка, — саркастически заметил Демьянов и пояснил Роману: — Это так себя сборщики называют.
— Почему?
— Потому что эти люди — все высшей квалификации. Ну, не короли, но профессора своего дела, — с задором ответил Крутов.
— И зарплата, кстати, королевская, — ехидно заметил Демьянов. — Скажи честно, сколько ты, Крутов, получаешь?
— Четыреста-пятьсот...
— Выходит, больше директора? — удивился Бессонов.
— Так ведь эти деньги, как бы это выразиться, нерадостные.
— Почему? Разве могут быть деньги нерадостные?
— Еще как могут. А все дело в организации. У нас ведь как на сборке? Первые полмесяца мы стоим? Стоим. А среднесдельные за простой отдай. А потом вкалывать начинаем по двадцать четыре часа, без выходных. Сверхурочные опять-таки. За выход в воскресенье двойная оплата. Вот и получается, что деньги есть, а работа такая не радует.
— Это тебя не радует, — возразил Демьянов, попыхивая сигаретой, — а кой-кого из королей очень даже устраивает, я ведь с членами твоей бригады не раз беседовал...
— В семье не без урода, — вздохнул Крутов. — Есть, конечно, и у нас рвачи. Такие уйдут, если конвейер внедрим. По абсолютное большинство, я уверен, останется. Ну, извините, товарищи! Мне за работу пора приниматься. А то ведь у нас бригада по одному наряду работает, не простят...
Роман не торопясь шел по темным улицам поселка и думал, что утреннее предчувствие хорошего его не обмануло. Встреча с Ладой, а главное, поход в сборочный цех. Он чувствовал, что начинает приобщаться к этому могучему организму, имя которому — завод.
* * *
— Чего ты сегодня какой-то? — воззрился на Романа Николай Иванович на следующее утро.
— Какой?
— Улыбаешься все.
— Соскучился я, братцы, без вас за ночь, — откровенно сказал Роман.
— Серьезно? — заулыбался Самсонов.
— Серьезно.
— Это хорошо. Потому что если честно, сомневались мы с Федоровичем.
— Почему?
— Залетная птица. Знай только себе критиковать, а тут вкалывать надо. Федорович до тебя одного паренька из цеха присматривал. Правда, с грамоте иной он не очень в ладах, зато от станка. А тут вдруг ты... Рады, что ошиблись... Но, между прочим, раз испытательный срок ты прошел, то надо и о норме теперь подумать.
— О какой норме? — удивился Роман.
— Мы тебе раньше не говорили, ждали, пока привыкнешь. А так на каждого у нас норма. Делаем мы две четырехполоски в неделю. Так?
— Ясно, — кивнул Роман.
— Это — четыре тысячи строк. Разделить на трех человек в редакции — почти по полторы тысячи строк получается. Дели еще на пять рабочих дней — триста строк ежедневно.
— Это значит, — прикинул Роман, — если машинописная страница считается за шестьдесят строк, то по пять страниц каждый день?
— Точно! — согласился Самсонов.
Роман с сомнением покачал головой.
— Что, трудно? Привыкай, брат. Газетный труд — это в первую очередь поденщина, а не то что — «трое суток скакать».
— Ну, пишу я, в общем-то, быстро. Правда, как Василий Федорович, — Роман кивнул на ответсекретаря, — я не умею. Он так прямо из головы диктует Татьяне Ивановне. Мне обязательно видеть надо, что я пишу. Но проблема, где материала столько взять?
Самсонов рассмеялся:
— Это у тебя от неопытности сомнения. От незнания. Материала вокруг тебя предостаточно. Только надо уметь видеть и собирать. Чтоб всегда в блокноте — заметка была. Но это все придет. За тобой вот культурная, спортивная жизнь. Это, считай, вся четвертая полоса. Ну, и, кроме того, мы, наверное, у Демьянова заберем, а тебе отдадим вопросы социалистического соревнования. Он у нас инженер, ему глубже надо техническими проблемами заниматься, тем более что реконструкция затевается. А тебе, между прочим, с завкомом профсоюза контакты надо налаживать и с житейской точки зрения.
— Это как? — не понял Роман.
— Очень просто. Не век же тебе в общежитии куковать. Женишься, жилплощадь понадобится, а тут в завкоме народ тебя будет знать, посодействует.
Роман густо покраснел.
— Когда это будет...
— Думаю, что не за горами, — засмеялся Демьянов. — Кстати, хочу еще один совет дать. Ты видишь, я почти все время в редакции, так сказать, по роду службы. Хожу только в типографию верстать. А материалов сдаю не меньше вашего. В чем секрет, как думаешь?
— Так у вас все время народ...
— Вот-вот. У меня широкий круг авторов-рабкоров и из цехов и из отделов. Каждый хоть раз в неделю заметочку да принесет. Пусть коряво, но зато конкретно. А обработать — дело несложное. И ты своих авторов должен иметь.
— Василий Федорович прав, конечно, — заметил Николай Иванович, — но слепо его манеру не перенимай.
— То есть? — оскорбился Демьянов.
— Ты парень молодой, нечего сиднем в редакции сидеть. Твое дело — чаще в цехах бывать, на производстве.
— Так я пошел? — поднялся Роман.
— Правильно, — одобрил Самсонов. — И помни — норма!
Первая тема ждала его уже в коридоре в лице Женьки Немова.
— Ну, как дела? — спросил друг.
— Нормально, — односложно, чтоб не расхвастаться, ответил Роман.
— Тогда пошли к нам в лабораторию.
— Зачем?
— Думаешь, для трепотни? — фыркнул Женька. — Трепаться мы и дома можем. Говорю, дело ость.
Стены лаборатории были увешаны диаграммами, долженствующими свидетельствовать об успехах внедрения научной организации труда на заводе. Однако они больше говорили о том, что с успехами в этом смысле пока негусто. В прошлом году насчитывалось три участка, где была внедрена научная организация труда, на этот год намечалось семь.
Немов подвел Романа к своему столу, заваленному бумагами:
— Видишь?
— Что это?
— Анкеты, которые распространили среди подростков.
— Подростков? — поднял брови Бессонов.
— Да, мы так называем возрастную категорию от 16 до 18 лет. С помощью социологических исследовании мы хотим установить интересы этой группы молодежи, запросы, трудовую и общественную активность. Ведь эти ребята — завтрашний день завода.
— «Завтрашний день» — хорошо сказал! — кивнул головой Роман. — Прямо-таки готовый заголовок для статьи.