Добрые времена
Шрифт:
— Что? — напряженно спросил Любимов.
— Нет, это я так, про себя, — сказал Разумов.
Когда Любимов перешел к обсуждению проекта решения, Разумов тихонько вышел. После заседания Петров сказал:
— Ребята, есть предложение.
— Какое?
— Пошли все на стадион. Сегодня литейщики со сборочным играют. Принципиальный футбольный матч. Заодно в городки перекинемся, а?
— Нет возражений! — весело резюмировал Любимов, крепко ударив обоими кулаками о стол. — Двинули, орлы!
* * *
Стадион находился рядом, напротив проходных завода, что составляло известное удобство — после смены народ валил сюда валом, даже если не было футбола. В небольшом здании, построенном в стиле псевдоампир, размещались раздевалки и тренерская. С одной стороны поля — лесенка деревянных скамеек, где могло уместиться две-три тысячи болельщиков. Дальше за футбольным полем — баскетбольная и волейбольная площадки, сектор для прыжков и гордость завода — городошная площадка. Дело в том, что сборная по городкам постоянно удерживала первенство области, а капитан команды Виктор Соловьев был даже чемпионом страны. Роман уже не раз писал о славных победах городошников в своей газете. Эти победы были отнюдь не случайны — городками увлекались сотни станкостроителей. Вот и сейчас, хотя на поле развернулась острая борьба и трибуна буквально ревела, со стороны городошной площадки раздавались гулкие удары бит.
Комитетчики с трудом разместились между болельщиками.
— Сивый, Сивый дает! — закричал рядом с Ромкой и Ладой юркий подросток.
— Кто это Сивый? — спросил Ромка.
— Эх ты! А еще спорт освещаешь! — засмеялась Лада. — Это же наш заведующий производством Пал Адамович. Вон он за литейщиков играет. Видишь, в желтой майке?
Ромка увидел неторопливо бегущего по центру поля здорового, если не сказать толстого, мужчину.
— Он же старый! Наверное, лет сорок ему?
— Тридцать пять, — авторитетно заявил подросток. — Зато удар пушечный. Штанги ломает. Он ведь лет десять назад за московский «Спартак» играл.
И снова завопил что есть мочи:
— Сивый, давай!
Будто услышав призыв, полный мужчина сменил бег трусцой на резвый аллюр, выбегая к штрафной площадке.
Напрасно пытался преградить ему дорогу худенький защитник. Получив мяч точно в ноги, Сивый немедленно пробил, и вратарю ничего не оставалось делать, как грустно извлекать мяч из сетки. Болельщики неистовствовали.
— Гляди, гляди! — Лада толкнула Ромку в бок. — И директор наш болеет!
Роман поглядел вниз и действительно увидел на первой скамеечке Угарова, а рядом с ним и Разумова. Оба бурно аплодировали.
— Надо же! — удивился Роман. — Я думал, он только за производство болеет, а он еще и за футбол...
— Плохо ты нашего Бориса Алексеевича знаешь. Он зимой в лыжных соревнованиях сам участвует и всех начальников цехов заставляет. Один было заартачился, так Угаров пригрозил его премии лишить.
— Ну, это самодурство! Премию-то за план дают!
— Ничего не самодурство. Угаров сказал: если рабочие спортом занимаются, значит, и дело лучше идет. Значит, начальник должен пример показывать. Вот так-то!
— Ой, — вдруг сказала девушка, взглянув на маленькие ручные часики. — Я на занятия в институт опаздываю...
— Идем, я провожу!
Когда уже прошли к выходу, Лада вдруг звонко крикнула:
— Петька, не сачкуй! Работай!
— Какой Петька? — слегка ревниво осведомился Роман.
— Брат мой Петька. В защите у сборщиков играет. Такой лодырь, того и гляди на травку ляжет и заснет.
Она показала на крепыша, которой действительно весьма индифферентно стоял в штрафной площадке, переговариваясь с вратарем.
— Ну, я ему дома покажу! — шутливо погрозила кулаком Лада.
Потоптавшись у дверей пятиэтажной красной школы, где по вечерам размещалось вечернее отделение института, Роман неожиданно решил вернуться в редакцию. Уж очень ему показался интересным утренний разговор Холодковского с Демьяновым.
Действительно, оба еще были в редакции. Включив настольную лампу, елозили карандашами по листу ватмана и горячо спорили. Увидев вошедшего Романа, замолчали и вопросительно уставились на него.
— Ты чего забыл? — не очень дружелюбно спросил Василий Федорович.
Роман совсем смешался. Однако Демьянов все понял без слов.
— Интересуешься? Молодец! Это тебе не информашки про кино писать. Только, наверное, не поймешь ни черта, ведь ты чертежи читать не умеешь...
— Слушай, идея, — сказал Василий Федорович, обращаясь к Холодковскому. — Давай-ка пройдем на место. И нам, и ему нагляднее все станет. Кстати, с ребятами посоветуемся.
И они втроем направились в сборочный цех. Роман, хотя и работал второй месяц, самостоятельно в цехи почти не ходил, стеснялся. Ему казалось неудобным отрывать людей от дела, да и, честно говоря, он побаивался грохочущих непонятных машин. Демьянов несколько раз обещал в качестве гида провести его по всей технологической цепочке, но все никак не мог выбрать времени.
Сейчас они шли не торопясь по широкой аллее. За деревьями высились почерневшие от времени и машинной гари громады остекленных корпусов.
— Здесь литейные цехи, — тоном экскурсовода говорил Демьянов. — Их всего четыре — крупного литья, мелкого, стального и точного.
Роман вежливо кивал, хотя не совсем понимал, зачем так много.
— Вот здесь у нас кузница, дальше штамповочный, это где твой дружок работает, — продолжал Демьянов. — Там вот четырехэтажный корпус — механообработка. А вот и сборочные. Их у нас тоже четыре, в зависимости от типоразмеров. Ты же слышал, у нас почти пятьдесят классов станков — от малюсеньких до громил, почти с дом.
— Пойдем в главный сборочный, — произнес Холодковский, до этого хранивший пренебрежительное молчание. Он не понимал, как такой взрослый молодой человек с высшим образованием ничего не смыслит в производстве.
— Если уж ставить конвейер, то только там, — согласился Демьянов.
Они вошли в огромное здание, где вполне могли бы разместиться два футбольных поля. Вверху по рельсам двигались кабины кранов. Люди, сгрудившиеся то там то сям у станков, казались карликами.
Холодковский подошел к окошечку, где было написано: «Табельная».