Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
— Понимаешь, долгая история, — заговорила она наконец. — Тут у нас есть один такой, в клинике старшим хирургом работает. Клиника имперского значения, имей в виду. Старшая жена нашего Црная там — ведущий целитель и главный врач. Она не где-нибудь, в Первом мире училась, в имперской Академии медицинских наук, а до того всю войну по лазаретам прошла. Сихар Црнаяш, может, слышала?
Хрийз покачала головой, хотя имя вроде как откликнулось рябью в памяти. Где-то встречала, но конкретно где именно, вспомнить не получалось.
— Так я о чём… Она с мужем уже Небо знает сколько лет не живёт. Они не в разводе только потому, что ей плевать, а он отпускать не хочет.
— Он
— И что, Здебора — вторая жена, младшая, — отмахнулась Млада. — Ну, так о чём я… Говорят, будто Сихар со своим старшим хирургом сошлась и с ним живёт, как с мужчиной. Вот старик и бесится. Мало того, что к другому ушла, так ещё и к упырю, как будто нормальных мужиков вокруг нет. Но ты смотри, — спохватилась Млада, — лишнего не болтай! Над их постелью никто не стоял и доподлинно не видел, что там у них и как. А сами они не объявляли ничего.
— Я — могила, — заверила Хрийз. — Трепаться не собираюсь.
— Просто твой Нагурн — как раз выкормыш нашего доктора. Никто бы не переживал, но о прошлом годе к нам на праздник зимнего солнцестояния приезжала Ненашева дочь, Лисчим Нагупнир. Она редко за пределы Сосновой Бухты выбирается, но к нам бывает иногда. Она Музыкант, — пояснила Млада, видя, что подруга не понимает, при этом явно подчеркнула второе слово.
Хрийз вспомнила симпатичную скромную девушку, и то, с каким теплом она отнеслась к Юфи, над которой с обычной мальчишеской спесью посмеялся бессердечный Гральнч… По-настоящему талантливые люди бывают иногда внешне очень невзрачными. Главное ведь не снаружи, главное — внутри, так?
— Парни наши к ней пристали, — рассказывала Млада. — После выступления. Мол, замуж её, упырёву дочку, никто не возьмёт, так что они — единственный шанс для неё познать мужскую любовь, и пусть соглашается, пока не передумали. Не то так и останется старой девой до самого костра погребального, когда уже точно никто на её кости не польстится…
— Ой, идиоты! — высказалась Хрийз.
— Обычный дурной трёп, послать за горизонт под четвёртую луну, они бы пошли себе как миленькие. Нельзя девчонку трогать без её согласия, все это знают. Но послать их Лисчим не сумела. Тогда Ненаш твой объявился, на праздник его не звали, да он сам не пришёл бы, но видно почувствовал, что дочери плохо или позвала она его, и явился. Велел дуракам убираться, только, понимаешь, ты же его видела, он на морду — сопляк сопляком, даром, что ему под шестьдесят вёсен уже. Ну а кто из Настоящих Уважающих Себя Парней послушается сопляка?! Они не распознали упыря, спьяну-то. И то, господин Нагурн у нас чужой, его, считай, почти никто в лицо не знал. Теперь знают, а тогда… В общем, получился мерзкий, грязный, свинский скандал. На глазах не только у своих, но и у приезжих: музыку Лисчим многие знают, специально едут слушать издалека, в тот раз даже горцы были, из Небесного Края… Такие вот дела, подруга.
— Господи, какие страсти, — искренне сказала Хрийз.
А про себя подумала — 'Как в мыльной опере!'
Она почти своими глазами увидела рассказанное Младой. Итоги драки, и старого Црная, попытавшегося погасить конфликт к своей выгоде, и Ненаша, обидевшегося за дочь… Учитывая, что эти двое давно терпеть друг друга не могли, просто по факту принадлежности к разным видам. То ещё было, видно, веселье.
— Ты, в общем, лишний раз не отсвечивай, — посоветовала Млада, собирая кружки, чтобы помыть их. — Глядшь, через пару восьмиц старик всё забудет. Он на деле не такой злой, каким хочет казаться…
Она выгораживает его, подумала Хрийз. Потому что замужем за его сыном? Или из уважения к боевым заслугам? Или здесь что-то ещё? Мысли расплывалсь. Отступивший было перед счейговым ароматом сон навалился снова. Надо ложиться спать, иначе завтра не встанешь. Надо спать…
Серое небо, свинцово-серое море, дождь, накосо вросший в тучи и воду, в огромной панораме окна — рваные брызги. Море колотит в основание платформы, упорно пытаясь выдрать вбитые в дно сваи и ахнуть всё строение на береговые скалы. Чтобы вдребезги его, в щепы, в мелкий щебень. Но не тут-то было, платформу строили на совесть. Но море упрямо старается, раз за разом. Когда-нибудь упорство будет вознаграждено и платформа рухнет в жадные волны. Когда-нибудь. Но не сейчас. Не сегодня, и даже не завтра; годы должны пройти, столетия…
Внутри, в тёплом просторном помещении столовой — это определение, 'столовая', пришло на ум в самый первый день, и так осталось, — ярость стихии совсем не чувствуется. Вкусно пахнет жареным, печёным, сладким, счейгом…
… Работа на жемчужной ферме изматывала в ноль. Смена восемь на три. То есть, пашешь восемь полных дней, потом три отдыхаешь. Три выходных — это здорово, но восемь рабочих! Хрийз с непривычки сильно уставала, особенно под конец рабочей недели-восьмицы. Пока переоденется, пока отойдёт немного от пятичасового рабочего драйва… бывает, и прикемарит у шкафчика… вздрогнет, проснётся, протрёт лицо холодными ладонями… В общем, в столовую приходила поздно, когда основной поток желающих поужинать рассеивался. Кто по домам, кто — на сходки. Так это здесь называлось: сходка. То, про что в родном, уже основательно подзабытом мире сказали бы 'корпоративный вечер'. У местных ещё оставались силы на корпоративные вечера!
Хрийз садилась у окна и чахла над ужином, пальцы противно дрожали. Закроет глаза, а перед внутренним взором — жемчужницы, жемчужницы, жемчужницы…
… Жемчужницы любят песок и гранит. К скалам приклеиваются и висят вниз условной головой, по песку — ползают. Забавные такие тварюшки, помесь устрицы и черепашки, с пузатым бочоночком-паразитом на спинке. Бочонок — хищник, что-то вроде актинии. Красивый очень, щупальца раскрываются сложнейшим венчиком ярко-алого цвета, но стрекануть может так, что мало не покажется. Жить захочешь, будешь его на горбу таскать без звука. Вот жемчужницы и таскали.
Операция по извлечению жемчуга — процедура муторная и кропотливая. Но если не удалить выросшую жемчужину вовремя, носитель погибнет. Молодь же начинает 'плодоносить' только на шестнадцатый год жизни… Шестнадцатый — в смысле, восемнадцать плюс шесть. То есть, двадцать второй. Взрослая особь живёт долго, лет тридцать… местных тридцать, разумеется, то есть в пересчёте на нормальные числа — тридцать умножить на восемнадцать. Пятьдесят четыре, где-то так. В скобках: задолбало всё время пересчитывать местную цифирь в нормальную и соображать, не ошиблась ли! Каждый год жемчужница даёт от двух до трёх камней, редко — пять и больше, в этом случае получается особый вид бисера, морской. И уж ценится такой бисер…
Ты попробуй хотя бы одну большую жемчужину извлечь, поглядим на тебя! А десять мелких?.. И чтоб при этом самой жемчужнице повредить минимально, и чтоб же ещё бочонок не стреканул! А стрекануть он может даже в полуобморочном состоянии, проверено. Рука часа полтора болтается, боль в подарок. Боль такая, что… Даже при воспоминании перехватывает дыхание, рефлекс уже, как ощущение кислого на языке при виде лимона. Та медуза, встреченная в первый день, нервно курит в сторонке. Её тут и рядом не стояло.