Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
— Когда у тебя свободный день? — спросил Гральнч.
— К концу восьмицы, а что? — думая о своём, переспросила Хрийз.
Они шли по улице к трамвайной станции 'Горная Поляна'. Торопиться не было нужды, вышли заранее. Ненаш не вернулся к утру; Пельчар сказала, что ждать незачем. Его по трое-четверо суток после таких вызовов не бывает, это нормально…
— Да так, подумал, — сказал Гральнч. — Просто подумал, если ты свободна, я бы показал тебе город. Подводную его часть. Ты же там не бывала, верно? Можно взять батискаф, но лучше гидрокостюм, так интереснее.
Он ещё что-то говорил, а Хрийз сложила два и два — безапелляционные высказывания Юфи, слова коллеги Гральнча, Милы, — и сразу по спине хлынули мурашки.
— Гральнч, ты…
Он остановился так резко, что Хрийз едва не влетела в него. Чудом успела отшагнуть назад.
— Да, — ответил он на невысказанный вопрос. — Ты мне нравишься.
Откровенно. Прямо. И что теперь с этим делать?
— Гральнч…
— Что, скажешь, дурак? — насупился он. — Все меня за дурака держат, и ты тоже. Да, идиот… напугал тебя тогда, из-под воды. Но ведь за такие глупости не расстреливают?
Хрийз вспомнила пруд-бассейн, выход на поверность из подводной части города, оранжевую руку, высунувшуюся из-под бортика и схватившую за запястье, собственные испуг и злость… Нет, за это не расстреливают. По башке, может, и стоило бы тогда дать, но и только.
— Глупости, — решительно заявила девушка. — Я давно забыла уже.
— Правда?
Хорошая у него улыбка, добрая. И сам он незлой, в общем-то, парень. Ну, жаба оранжевая. Бывает. Хрийз вдруг с удивлением поняла, что перестала реагировать на моревичей с прежней нервностью. Притерпелась к ним. Привыкла. Люди как люди…
— Прости, Гральнч, — сказала она. — Ты — хороший парень, не хочу тебе врать. Я не могу…
— Почему? — тут же спросил он. — Ты свободна, насколько я знаю…
Как же всё оказалось сложно здесь! Насколько просто там, в родном мире, настолько же сложно — здесь. Там, дома, никаких проблем не было вообще. Христинка не считала себя раскрасавицей, но и дурнушкой не была, и знала об этом. Ребята общаться не отказывались, и Олег… Там, дома, был у неё Олег. О котором она вспоминала сейчас редко, с острой иголочкой вины и боли. Кольнёт, и отпустит.
— На мне же свет клином не сошёлся, — сказала Хрийз, припомнив одну из бабушкиных поговорок. — Вокруг много других девушек…
— А ты одна, — упрямо сказал Гральнч.
— Другой кто-то на уме есть? — понял он. — И кто же? Я его знаю?
— Гральнч, это уже слишком, не находишь? — тихо предупредила Хрийз.
— Вот так всегда, — сказал он, с досады рубанув воздух ладонью. — Красивая, умная, и — не моя…
— Прости…
Но не встречаться же с ним из жалости? Не будет добра. Бабушка говорила, жалость унижает. Был с нею разговор как-то, об отношениях и жизни. И она сказала именно это: жалость унижает. В любви — особенно.
Уличный туман тянул между ними прозрачные щупальца, разделяя незримой стеной. Не соприкоснуться, не подойти. Малое расстояние, всего два или три шага, но ведь не преодолеть…
— Пошли, — не глядя, буркнул Гральнч. — Опоздаем…
Позже, занимаясь очередной клумбой под не по-осеннему жарким солнцем, Хрийз говорила себе, что пора открыть глаза и розовые линзы из них вынуть. Их же видно, твердила она себе. Их сразу видно. Что сына мастера лШоти, что вот хоть Гральнча Нагурна. Если парень тобой интересуется, это видно сразу. Взяла злая досада: жабы оранжевые цепляются, а тот, ради кого босиком по углям пошла бы с радостью, мимо проходит, едва кивнув.
Надо честно признаться себе самой: нужна ты учителю Несмеяну ровно так же, как тебе Гральнч или лШоти-младший. Да, больно. А что делать? Ну, что? Насильно мил не будешь, права народная мудрость.
Хрийз выпрямилась, опёрлась на грабли, давая отдых спине. Отсюда, с этой площади, хорошо было видно море, набережную. Сторожевые корабли как раз покинули причал и торопились вдаль, к выходу из бухты. Может, ещё один раз заглянут в гости до ледостава, а может быть, и нет. Как им карта ляжет, военно-морская.
Надо уезжать отсюда, вдруг поняла девушка. Куда-нибудь. На учёбу в другой город, и чёрт с ним, со сроком отработки длиной в семидвешь. Невелик труд отработать. Главное, не видеть больше Несмеяна Некрасова, вообще. С глаз долой из сердца вон. Не нужна ему, ну и не надо. Как-нибудь переживу.
Смена тянулась как жёваная резина и наконец-то закончилась. Хрийз ставила машину в ангар и думала только о тёплом душе, и тёплом же, связанном самолично, пледе. Выкупаться и завернуться. А потом — спать, спать, спать, спать… Всё. Предел желаний.
Хрийз еле втащила себя в холл общежития. По сторонам не смотрела: одержимость тёплой кроватью овладела телом целиком и полностью. Поэтому, когда хлопнули по плечу и радостно гаркнули в ухо: 'Привет!', Хриз даже не поняла, что случилось. Обернулась, смотрела какое-то время, соображая, что ответить нахалу. И только потом вломилось осознание:
— Млада!
— Нет, жена императора собственной персоной!
— Ты что, вернулась в Службу Уборки? — сморозила Хрийз, не подумав.
Млада расхохоталась:
— С ума сошла?! Э-эй, проснись!
Она изменилась, Млада. Отпустила волосы, и они уже прикрыли уши. Крупные тугие кудряшки насыщенного синего оттенка очень ей шли. Как и костюм, жакет и длинная юбка, вишнёвого цвета, с голубой вышивкой по вороту, рукавам и подолу. Впрочем, потёртые ножны с предплечья никуда не делись. Контраст с нарядной одеждой ещё тот, но Младу не смущало нисколько.
— Слушай, — Хрийз едва подавила широкий зевок, — я устала, мне надо душ принять… Сама посмотри, на кого я похожа.