Дочь мэра
Шрифт:
Киваю, переодеваюсь в халат и иду в палату к Богдану, ощущая, опять же, смешанные эмоции. Но как только я открываю дверь, рождается вполне однозначная реакция. Ясно читаемая.
Первое что вижу — Богдан на кровати, а сверху на нем та самая Жанна. Ладно, не сверху, но она его обнимает, а он в этот момент смотрит на меня в панике и только при моем появлении мягко отталкивает девушку от себя.
Затем я замечаю взрослую женщину, она улыбается и так мило смотрит на них, что у меня явно чувствуются первые признаки рвотных позывов. Улыбаться не получается, но и показывать свое отношение к ситуации не собираюсь, вот почему молча прохожу внутрь и закрываю дверь.
В палате повсюду шары с женской грудью.
Вопросов все больше, а ответов по-прежнему нет.
— Облачко, — виноватым голосом начинает Исаев, всматриваясь в меня при этом не моргая.
Сложно понять все свои чувства в данный момент, но я определенно злюсь на то, что вижу. Кажется, Исаев это считывает моментально, а потому встает слишком резко и, морщась, идет ко мне. Только подойдя в притык шепчет:
— Привет, я все поясню, малыш, ты только не злись, — а затем целует в губы, будто бы в палате больше никого нет, и мы совсем одни. Язык мягко толкается в мой рот, и я полностью отрываюсь от той реальности, где сейчас нахожусь. Сильные руки прижимают меня ближе к голой груди, и я начинаю таять.
Довольно громкое покашливание вмешивается в мое подтаявшее состояние, и я слегка толкаю Богдана в грудь, испытывая то еще смущение. Несложно догадаться, кем является женщина, смотрящая на моего…Исаева с такой любовью. Точно мама. А тут я с ним зажимаюсь при всех. Боже!
Покраснев до кончиков волос, я прячу лицо на груди Богдана, который только улыбается и подмигивает мне, а затем поворачивается к матери и, взяв меня за руку, говорит:
— Мам, это Яна, моя девушка, — мой потерянный взгляд становится стеклянным и останавливается на вытянутом лице матери Исаева, которая рассматривает меня сейчас с ног до головы в немом изумлении.
Я не рассчитывала так скоро с ней знакомиться, но вот это «моя девушка» заставляет волны успокоения касаться тела.
— Очень…приятно, Яна, — выдавливает она из себя, возвращая ошарашенный взгляд на девушку, что сидит на кровати и готова меня сжечь своим огненным взглядом. Если бы они метали стрелы, я бы уже валялась в луже крови.
— Яна, это моя мама, Наталья Николаевна, — Богдаша сжимает мою руку сильнее, притягивая к своему здоровому бедру, а я чувствую, как ледяной ужас скатывается по спине. Стараюсь улыбаться, но что-то мешает.
— И мне. Очень.
Незнакомка фурией проносится мимо, цепляя стул на ходу и чуть не задев меня, разумеется, нарочно. У Богдана реакция феноменальная, рывок — и я уже перед ним, а недовольный рык звучит мне в затылок, побуждая табун мурашек проноситься по коже.
Ясно, теперь на одну проблему меньше, ведь так?
Наталья Николаевна вдруг кричит:
— Жанна!
Но девушка с грохотом закрывает дверь и продолжает бежать прочь. На долю секунды мне становится ее жаль, но я тут же стараюсь отключить это чувство, вполне испытывая еще и злость за увиденную ранее картину.
Конечно, понятно, что она сюда приходила совсем не за тем, чтобы узнать о здоровье парня как друг. По реакции на мое появление, все слишком понятно, но почему Исаев все еще допускал ее появление в своей жизни — мне непонятно, а значит без свидетелей мы это обсудим. И очень много будет зависеть от предоставленных мне ответов.
— Нехорошо получилось. Богдан, ну ты чего не сказал мне? — она пытается послать скрытые знаки глазами, явно намекая на меня, но потом прикрывает глаза и потирает виски указательными пальцами.
— Когда? По телефону такие вещи не рассказывают, мам! Это не про прыщ на заднице рассказать.
Нервный смешок вырывается из меня, пока я пытаюсь уравновесить свое состоянии внутри. А оно скачет туда-сюда как маятник. И только широкая теплая ладонь Исаева работает отвлекающе, помогает не впасть в окончательный шок.
Мать Богдана не выглядит на свой возраст, это человек, замерший вне возраста. Длинные темные волосы собраны в конский хвост, на лице минимум морщин, глаза большие и миндалевидные, губы бантиком. Она красотка, и Богдан точная ее копия, хотя может и на отца он похож, но пока я могу сравнить лишь с матерью.
— Яночка, вы меня извините за эту ситуацию. Скажу вам честно, я не знала о вашем появлении в жизни моего сына, а Жанна просто сказала, что хочет с ним помириться и поедет со мной. Они так много ругались и мирились, что я вообще в какой-то момент перестала придавать этому хоть какое-то значение, — хмыкнув, она упирается ладонями в собственные коленки и выдыхает, негодующе поглядывая на своего сына.
— Ладно, все проехали. Облачко, садись, — Богдан мягко толкает меня на свою незаправленную кровать, что, в принципе, крайне негигиенично в его случае. Незаметно поправив одеяло, сажусь сверху, все еще ощущая внимательный взгляд карих глаз.
Богдан пока вручает мне торт, на котором виднеется кусок надписи «ждения», весомый такой кусок и вдруг до моего воспаленного и уставшего мозга начинается доходить, к чему были шары. Взгляд мечется по всем атрибутам в палате, и я замечаю другие надписи «на год ближе к пенсии».
Боже мой. Ощутив, как лицо снова становится пунцовым, смотрю на одноразовую вилку в руке, что сжимаю с особой силой. Она буквально трещит в ладони, пока на моем лице разливается нервный оскал.
У него день Рождения сегодня, а я мало того, что без подарка, так даже не поздравила на словах. Чем я вообще думала? В карте же есть данные…Как же стыдно!
На импровизированном столике появляется коньяк, сок и незамысловатые закуски. Все это организовывает виновник торжества на троих в скромной палате, наполненной фольгированными шарами в виде женской груди.
— Сын, кто такое блядство тебе подарил? Макс, да?
— Мам, ну почему блядство? Просто грудь. Ну может придумал и Макс, а притащили парни скопом, я там знаю, кто организовал?
— И Архангельский это видел?
— Мам, ты думаешь, он святой? И что ты имеешь против женской груди?