Дочь огня

Икрами Джалол

Ахмед-джан все раздумывал: столько людей суетятся вокруг этой никому не известной, одинокой девочки-сироты. И аксакал, и суфи, и имам… Даже сам миршаб. Чего они хотят от нее, эти волки-людоеды, на что зарятся? Кому же из них первому она достанется? А может, здесь какая-то тайна? Может, подхалимы эти для бая стараются?.. Они хотят найти того, кто ударил бая ножом. Но при чем тут Фируза? Да при чем он сам, Ахмед-джан?

Асо в это время думал о своем: почему при жизни тетушки Дилором он не обручился с Фирузой? Хоть ей и мало лет, а на вид — совсем взрослая. Старуха сама должна была позаботиться. Да и водонос мог

все устроить. А они ничего не сделали. Правда, никто и не думал, что старуха так скоро помрет. И зачем понадобилась Фируза миршабу? Чего они рыщут, разыскивают ее? Что бы там ни было, он никому не позволит коснуться грязными руками хотя бы ногтя Фирузы. За Фирузу он готов пожертвовать своей жизнью!

Время шло, кончалась короткая летняя ночь. Из узких щелей в потолке в кромешную тьму подвала проник дневной свет. Теперь можно было кое-как разглядеть товарищей по несчастью. Их было человек десять, с колодками на ногах, некоторые растянулись прямо на холодной земле.

— Ты спал? — спросил Ахмед-джан у Асо.

— Нет, не спится. Вот уже день настал, а сна ни в одном глазу. Обычно я хорошо сплю.

— Научишься и тут, сынок, — вмешался в разговор мужчина с длинными волосами, заросший бородой. — Мало-помалу привыкнешь и спать начнешь. А если потрафишь миршабу, признаешь все его поклепы, дело твое быстро кончится: миршаб доложит казию, тот — кушбеги, и по святому шариату тебя или в зиндан запрут, или дадут семьдесят пять палок… А там прочтешь молитву во славу его величества эмира, и тебя отпустят. Но по мне — лучше зиндан, чем семьдесят пять палок. Там прохладно, много людей, будешь работать, нищенствовать — это можно — у стен тюрьмы, прокормишься как-нибудь… Здесь, в миршабхане, худо, ноги прямо отсыхают в колодках, глаза слепнут в этой кромешной тьме, живем впроголодь, да еще пытают, мучают…

— А вы сколько дней… — начал было Асо, но собеседник прервал его:

— Здесь об этом не спрашивают. Мы тут счет и дням и ночам потеряли, сынок. Не помню уж, сколько недель, а то и месяцев прошло, как сюда упрятали по чьему-то навету… Клеветники сами, наверно, кого-то убивают, грабят, а потом на чью-нибудь голову сваливают, чтобы замести следы. Если я сознаюсь в убийстве, которого не совершал, меня бросят в зиндан, а то и казнят — голову снимут. Но не дамся, не приму на себя вину, не будет по-ихнему. Кому охота стоять на Веревочном базаре с завязанными руками и подставлять голову палачу!..

В эту минуту открылась дверь и появились два стражника.

— Пришли освободить кого-то, — прошептал собеседник Асо. — Раз явились так рано, ни с того ни с сего, значит, кому-то свобода выпала. Господи, кто же этот счастливец?!

Стражники подошли прямо к Асо, сняли с него колодки и обручи.

— Ну-ка, шагай! — приказали они.

Но Асо повиновался не сразу. Он сначала подошел к Ахмед-джану, присел возле него, поцеловал. Потом попрощался со своим собеседником и только тогда двинулся к выходу.

Со слезами на глазах смотрел Ахмед-джан ему вслед. Он молился на юношу.

Асо привели в миршабхану к миршабу. Хмурый, бледный, словно не выспавшийся и даже не умывшийся после ночного кутежа, миршаб сидел на почетном месте у окна.

— Как твое имя?

— Меня зовут Асо.

— Что ты делал вчера в доме старухи?

— Пришел запереть…

— А кто тот человек, что убежал на крышу?

Вопрос был неожиданным. Асо сначала растерялся, потом сообразил и прикинулся непонимающим. — Какой человек? Да тот, кто убежал на крышу. Он с тобой был! Я не видал никого.

Лучше сознайся, говори правду. Ну! Кто тот человек, что убежал на крышу?

— Со мной был Ахмед-джан — водонос. Больше я никого не видел. Миршаб рассвирепел, схватил нагайку, подлетел к Асо и размахнулся, чтобы ударить, но тут вбежал слуга и доложил:

— Господин начальник, напали на след беглеца…

— Что? — обрадованно вскрикнул миршаб. — Отпусти эту собаку, — указал он на Асо. — Пусть убирается к баю, мы с ним потом поговорим. И приведи сыщика.

— Слушаюсь! А ну, пошел! — сказал слуга, когда они очутились за дверью. — Надо же поблагодарить за радостную весть. Ну, выкладывай, что имеешь, да иди своей дорогой.

— У меня нет денег.

— Ты что, нищий?! Живешь в мечети?

— Нет, у Гани-джан-бая.

Слуга, услышав это имя, безнадежно махнул рукой. Сердясь на неудачу, он позвал из передней сыщика и пошел с ним к миршабу.

Выйдя из миршабханы, Асо двинулся прямо к дому Ахмед-джана. Ворота оказались запертыми изнутри. На стук отозвались не сразу. Старуха, открывшая ворота, заплакала, увидев Асо, и обняла его.

— Живы? Здоровы? — всхлипывала она. — Я слышала, вас повели к миршабу… руки связали. А где муж мой? Почему с тобой не пришел? Как я только эту ночь пережила! Глаз не сомкнула… Ну, заходи, говори скорей, где он?

В крохотном дворике водоноса Асо присел на край низенькой суфы и заговорил, глядя в землю:

— Дядюшка привет просил передать. Вы о нем не беспокойтесь, так он велел. Его отпустят. Не сегодня завтра…

— А что случилось? За какие преступления вам руки связали? Асо не знал, что на это ответить, как успокоить старуху. Но не успел он открыть рот, как из комнаты вышла женщина средних лет, очень похожая на жену водоноса.

— Это моя сестра Зарифа, — сказала старуха, увидев ее. — Пришла, узнав о моей беде. А живет в квартале Писташиканон.

Асо поздоровался и, помолчав, сказал:

— Ничего особенного не произошло, вы не волнуйтесь. Просто люди миршаба ищут человека, который ударил бая ножом.

— Ну и пусть себе ищут, а при чем тут вы?

— Они и Фирузу ищут, — медленно сказал Асо, поглядывая вопросительно то на одну, то на другую женщину.

Сестра старухи, присевшая было в сторонке на корточки, сразу вскочила.

— А Фируза им зачем? — со страхом спросила она.

— Лакомый кусочек, да еще задаром, кто не захочет поживиться? — ответила старуха и пристально посмотрела на Асо. — В похищении Фирузы нас подозревают?

— Да, как будто… дядюшка сказал, что теперь Фирузу нельзя оставлять в доме этой тетушки. Надо найти другое место.

Женщины растерянно переглянулись, не зная, что делать. Им была известна жестокость миршаба, но такого бесстыдного произвола они не ожидали.

Жена водоноса первая прервала молчание:

— Куда же ей, бедняжке, деваться? Некуда…

— Дядюшка сказал, чтобы пошла к Оймулло. Там спокойнее. Женщины снова переглянулись.

— Правильно советует, — сказала Зарифа. — Госпожа Танбур славная, достойная уважения женщина. В хороших домах принята. Конечно, у нее надежнее, чем у нас.