Дом мертвых запахов
Шрифт:
Геда весь отдался работе по выяснению их истинного возраста. Не осмеливаясь заранее утверждать, что это вещи из мастерской Бен-Газзара, а еще меньше, что работы рук лично великого мастера, о котором он слышал еще в первые дни своей карьеры коллекционера, он этого, конечно же, желал всем сердцем. Если по какой-то счастливой случайности удалось бы установить, что это его ароматы, это означало бы, что Геда в своем собирательском рвении хотя бы в некоторой степени приблизился к древним составам, о которых он так и не переставал мечтать.
Самый известный создатель непревзойденных чудес аптекарского искусства из старой александрийской мастерской, Аль-Аснаф Бен-Газзара (1672–1748) был, по общему мнению экспертов, отцом современного парфюмерного дела и одного, можно сказать, немного фаталистического направления в этом цехе, которое называли искусством невозможного. Ему, например, удалось то, чего всегда жаждали самые искусные парфюмеры, а именно — полностью соединить и зафиксировать неустойчивые смеси. Для него больше не существовало ограничений в составлении комбинаций. Всё могло сочетаться со всем, нужно было лишь найти ключевое вещество, которое
По одной из версий, которую с удовольствием пересказывали старые аптекари, Аль-Аснаф определенным образом воспользовался опытом Шахерезады. Его нерадивые наследники, не имевшие понятия о лекарствах, хотели еще при его жизни овладеть знаниями и умениями в травничестве и в искусстве составления ароматов. Он отказывался их в это посвятить, так как, по его мнению, у них не было к этому таланта, они бы только подорвали его репутацию. Поэтому он решил дождаться настоящего преемника, даже если он и не будет членом семьи, но который окажется достоин наследства. Тем не менее, родственники под угрозой смерти вынудили его записать все, что он знает, и отдать им в руки. Он согласился, но потребовал на работу десять лет, чтобы у него было время до тонкостей проверить силу трав, которые он собирал всю жизнь, а также действие некоторых новых композиций, которые только намеревался создать. Он работал под их присмотром, исследовал, проводил опыты, а они заставляли его при них, своих мучителях, демонстрировать действенность своих новых составов. Предание гласит, что, в конце концов, ему удалось их перехитрить. Он записывал рецепты своим особенным способом. Они остались, полные загадок и тайных знаков, так что прочитать и понять их сможет только человек с исключительным даром и вдохновением. Так он получил для работы несколько спокойных лет, а мир — драгоценную книгу, которая, правда, из-за того, что он умер двумя годами раньше назначенного им самим срока, осталась незаконченной. Все же человек, наделенный особой способностью в ней разобраться, сможет продолжить ровно с того самого места, на котором остановился великий ученый.
Хайнеман, однако, считал, что Бен-Газзара записал свои открытия, если вообще он это сделал, только для того, чтобы защитить свое авторство от наплыва фальсифицированных изделий, продававшихся под его именем. Известно, что вся продукция этого знаменитого дома была на рынке самой дорогой в течение двух последних веков. Чтобы сохранить и защитить тяжело добытую репутацию мастера, Аль-Аснаф Бен-Газзара, видимо, составил перечень своих вариантов ароматов и прочих фармацевтических новшеств, и таким образом обозначал свои изобретения. Цеховая репутация мастерской была непререкаема, поэтому торговые дома заваливали ее заказами. Нет ничего удивительного в том, что фальсификаторы всех мастей набросились на это имя. Несколько крупнейших европейских стекольных мануфактур на протяжении десятилетий только для них изготавливали флаконы, коробочки, баночки и другую упаковку для препаратов, которые оттуда отправлялись по свету. Так происходило примерно до середины девятнадцатого века, когда главенство в парфюмерии заняла промышленность, то есть, когда эта отрасль перестала быть искусством и превратилась в коммерческое производство. Началось изготовление неустойчивых, быстрых, более дешевых, легко испаряющихся и проходных комбинаций, потребление которых было пропорционально их непостоянству. Эта бурда для массового потребления, состав которой менялся легко, необязательно, в угоду вкусу публики и сиюминутной моде, стала существенной угрозой серьезным, постоянным и насыщенным, сложным восточным комбинациям, которые беспощадная реклама конкурентов вскоре провозгласила тяжелыми, безобразными и несовременными. И так, где-то в середине прошлого века, производство Бен-Газзара из Александрии совсем угасло, а продукция мало-помалу исчезла с рынка. Правда, приверженцы этого вида косметики пытались и дальше кое-что создавать по небольшим аптекарским лабораториям, но эти мастерские не могли выдержать натиск индустриальной лавины, и быстро банкротились.
После того как Египет попал под французский протекторат, книгу Аль-Аснафа Бен-Газзара, по некоторым данным, перевезли в Европу, примерно в конце восемнадцатого века. И несмотря на то, что ее прятали за семью замками, все-таки по шпионским каналам передавали из рук в руки, перевели сначала на французский, затем на немецкий, и таким образом она добралась даже до грузинской столицы Тбилиси, откуда в течение длительного времени поставляли довольно хорошие имитации ароматов Аль-Аснафа.
У Хайнемана была книга рецептов Бен-Газзара на немецком, под названием «Die Welt Duftet Angenehm [24] », но он утверждал, что это не оригинал. Рецепты были перепутанные и неполные, названия растительных компонентов в большинстве
24
«Мир благовоний» (нем.).
Гедеон по договоренности с доктором Хайнеманом старался найти и французскую версию. Он обращался к разным книжным лавкам, спекулянтам, антикварам, сам рылся в мастерских, до тех пор, пока однажды ему не удалось, через братьев Ротт из Амстердама, приобрести один экземпляр. С легкостью было установлено, что это полная копия книги, уже имевшейся у них на немецком. Обе подделка, язвительно сказал Хайнеман. Геда тогда понял, что ему остается или найти оригинал Бен-Газзара на арабском, или, если он не существует, навсегда отказаться от этого пути для установления авторства и возраста его благовоний. Все это его уже несколько утомило и весьма разочаровало.
На помощь пришел доктор Елич, друг семьи, врач по профессии, и, подобно Томасу Рэндаллу, страстный собиратель редких книг, первых изданий и рукописей. У него по всему белу свету (его выражение) была хорошо развитая сеть закупщиков и доверенных лиц, которые для него искали, шпионили, давали залоги, меняли дубликаты, ходили по аукционам, исследовали рынок, а иногда и покупали раритеты в коллекцию, состоящую из нескольких тысяч тщательно отобранных экземпляров, среди которых три четверти составляли уникальные музейные редкости.
Если мой Васил этого не найдет, то и никто не сможет, сказал он Геде. Василеос Паликарев был человек, пользовавшийся его огромным доверием, грек из Эгейской Македонии, бывший партизан Маркоса, сейчас гражданин многих стран, если судить по имевшимся у него многочисленным паспортам и языкам, на которых он весьма бегло торговался. По словам доктора Елича, Васил мог все. Он был чудо, а не закупщик, отличный торговец, а отчасти и библиофил. Регулярно путешествовал от Стокгольма до Стамбула, и, как он сам частенько похвалялся, самые ценные вещи покупал в поезде. Спальный вагон — мой офис и закупочная станция, шутил он. Через него доктор Елич познакомился с Идризом Бирнетом, антикваром из Стамбула, нашедшим для него практически все первые издания типографии Армянского монастыря в Вене, из-за которых теперь к нему приезжает научная элита славистики со всего света.
Услышав, о чем идет речь, Паликарев не стал ничего обещать. Будет трудно, сказал он, забрал французскую версию в качестве образца, и поиски начались.
Прошел год с небольшим, и вот он снова появился, на этот раз с драгоценным свертком и занятной историей. Оказывается, Идризу удалось раздобыть для него оригинал, но поскольку он основательно проверил вещицу, то понял, какое богатство попало к нему в руки, и заломил такую цену, что его не смог бы выкупить даже музей Пола Гетти в Лос-Анджелесе. И тогда случились, рассказывал им Паликарев, настоящие левантийские торги. Музыкально-драматическое представление, с рыданиями, клятвами, объятиями, жалобами, оскорблениями, спорадическими завываниями и расставаниями навек, примерно по два-три раза за торг. Идриз клялся ему собственными детьми (хотя Василу было известно, что тот холостяк), что эта драгоценная книга ему не принадлежит, откуда у него деньги на нечто подобное, он всего лишь посредник, да и то исключительно из дружеских чувств к Василу. Так ему теперь и надо. Он заплатил такой задаток, будет в убытке, неважно, продаст или не продаст, потому что те деньги сейчас можно было бы уже три раза обернуть. Но что поделаешь, если он такой дурак и так дорожит друзьями. Лучше бы я был лицемером и мошенником, плакался он. В конце концов, они все-таки сошлись где-то на середине. Идриз разрешил Василу скопировать несколько страниц книги, чтобы покупатели могли убедиться в том, что они на самом деле покупают, и пусть потом сами решают. Стоимость копии должна всего лишь покрыть расходы на задаток, а смертный страх, который он претерпит при мысли, что владелец может об этом узнать, это цена его доброты и отзывчивости к Василеосу и доктору Еличу. Договор был заключен. И эту самую копию Паликарев теперь привез, как свой грандиозный купеческий трофей.
Когда Геда открыл сверток, там было на что посмотреть. Появилось пять-шесть листов какой-то длинной жесткой бумаги, заполненной заковыристыми черточками, завитками и разными точечками арабского письма, из чего он, разумеется, не понял ни одного знака. Он заплатил партизану Маркоса требуемую сумму, по которой сделал вывод, что оригинал книги должен стоить как «Мона Лиза» из Лувра. Он пустился на поиски того, кто сможет разобрать, что тут написано, и перевести на какой-нибудь из понятных ему языков. И нашел. Люди какого только черта ни знают, как сказал бы его отец. Эти несколько страниц, как выяснилось, было не что иное, как довольно небрежный перевод французской версии, которую брал у него Васил. Те же самые ошибки, та же путаница в мерах и весах, а все предложения в тех местах, где книга была немного потерта или испачкана, были просто-напросто пропущены. Кто знает, кому из двух ловких торговцев пришла в голову идея таким вот образом заказать «создание оригинала». Может, сразу обоим. Хорошо, они хоть догадались предварительно проверить заказчиков этой наживкой в пять-шесть страниц. Они не предусмотрели только одного: на этот раз книгу искали не как редкий предмет, а как важный текст.