Домби и сын

Диккенс Чарльз

Такимъ образомъ, бдный Котелъ, по возвращепіи домой, принужденъ былъ выбирать немноголюдныя улицы и глухіе переулки, чтобы избжать своихъ мучителей; но все же ему никакъ нельзя было миновать главной дороги, и лишь только онъ выбрался на болыпую улицу, злосчастная судьба прямо наткнула его на цлую стаю ребятишекъ, которые, на этотъ разъ предводительствуемые молодымъ зврообразнымъ мясникомъ, уже давно искали благопріятнаго случая позабавиться на чей-нибудь счетъ. Благотворительный Точильщикъ", внезапно очутившійся посреди шайки, былъ для нея самою вожделнною находкой: озорники подняли оглушительный гвалтъ и со всхъ сторонъ бросились на несчастнаго горемыку съ самымъ неистовымъ остервенніемъ.

Случилось,

что въ это самое время Полли, безнадежно озирясь во вс стороны и уже готовая поворотить на прямую дорогу, вдругъ, къ величайшему изумленію, сдлалась свидтельницею ужаснйшаго зрлища. Бдная мать, испустивъ пронзительный крикъ, въ мгновеніе ока передала ребенка Сусанн и стремглавъ бросилась на выручку несчастнаго сына.

Бда, какъ извстно, никогда не приходитъ одна. Изумленную Сусанну Нипперь и ея двухъ питомцевъ вытащили чуть не изъ-подь самыхь колесъ прозжавшаго экипажа, и они еще не успли опомниться, какъ со всхь сторонъ поднялась ужасная кутерьма и раздались крики: "Бшеный быкъ! бшеный быкъ!"

День былъ базарный. Толкотня сдлалась непомрная. Толпа бжала взадъ и впередъ, кричала и давила другъ друга; экииажи сталкивались, оирокидывались; бшеный быкъ пробирался все дальше и дальше; между мальчиками завязалась остервенлая драка; кормилица каое мгновеніе подвергалась опасности быть истерзанной въ куски. При вид всхъ этихъ ужасовъ, Флоренса, сама не помня что длаеть, закричала и опрометью побжала впередъ. И долго бжала, и громко кричала она, приглашая Сусанну слдовать за собой; но, наконецъ, силы совершенно измнили бдной двочк: она остановилась и всплесиула руками, вспомнивь, что кормилица осталась въ толп. Но кто опишетъ ея изумленіе, ужасъ, когда, обернувшись назадъ, она увидла, что и Сусанны не было сь ней! Одна, совершенно одна!

— Сусанна! Сусанна! — кричала Флоренса, хлопая руками, какъ помшанная. — Ахъ, Боже мой, гд они! гд они!

— Какъ гд они? — брюзгливымъ голосомъ прошипла старуха, прихрамывая и ирипрыгивая съ возможной скоростью съ противоположной стороны переулка. — Зачмъ же ты отъ нихъ убжала.

— Я испугалась, — отвчала Флоренса, — я и сама не знала, что длаю. Я думала, что они со мной. Да гд же она?…

— Пойдемь, я теб ихъ покажу, — отвчала старуха, взявъ ее за руку.

Это была совершенно безобразная старуха, съ красными закраинами вокругъ глазъ, со ртомь, который чавкалъ и мямлилъ самъ собою, когда она переставала говорить. Она была въ самой гадкой одежд, и надъ рукой ея торчали какіе-то кожаные лоскутья. По всему было видно, что она уже давно догоняла Флоренсу, потому что совершенно выбилась изь силъ, и когда остановилась перевести духъ, ея горло и желтое морщинистое лицо начали кривляться сами собою пребезобразнымъ образомъ на вс возможныя манеры.

Флоренс сдлалось страшно, и она сь трепетнымъ колебаніемъ начала озираться во вс стороны; но мсто было совершенно пустое: во всемъ переулк ни одной живой души, кром ея ужасной старухи.

— Теб нечего меня бояться, — сказала старуха, крпко удерживая ее за руку. — Пойдемь со мной.

— Я, я не знаю васъ. Какъ васъ зовутъ? — сіфосила Флоренса.

— Я м-съ Браунъ. Меня зовутъ доброю бабушкою.

— A он недалеко отсюда? — спросила Флоренса, насильно увлекаемая впередъ.

— Сусашна близехонько, a другія почти подл нея, — отвчала добрая бабушка.

— Никого не ушибли? — вскричала Флоренса.

— Никого: вс цлехоньки, — отвчала добрая бабушка.

Флоренса при этомъ извстіи заплакала оть радости и охотно пошла за ней, хотя по временамъ, украдкой взглядывая на ея лицо и особенно на чудодйственный роть, не могла надивиться страшной фигур доброй бабушки, и невольно задавала себ вопросъ: какая

же должна быть злая бабушка, если таковая существуетъ на бломъ свт.

Нсколько времени он шли по глухимъ, безлюднымъ мстамъ, проходя по дворамь, гд выжигали кирпичи и длали черепицу. Наконецъ, старуха повернула въ темный и узкій переулокъ, гд грязь лежала глубокими выбоинами среди дороги. Она остановилась передъ скаредной избушкой съ трещинами и скважинами со всхъ сторонъ, но крпко-накрпко запертой большимъ замкомъ. Вынувъ изъ кармана ключъ, она отворила дверь, впихнула ребенка въ заднюю комнату, гд въ безпорядк на полу разбросаны были кучи разноцвтныхъ лохмотьевъ, груды костей и просянной пыли или пепла. Стны и полъ казались вычерненными сажей, и во всей комнат не было никакой мебели.

У двочки отъ страху отнялся языкъ, и она чуть не упала въ обморокъ.

— Что ты такъ вылупила глаза? — сказала добрая бабушка, толкая ее въ бокъ. — Не бойся, я тебя не задушу. Садись на лоскутья.

Флоренса повиновалась и съ умоляющимъ видомъ подняла кверху сложенныя руки.

— Ты мн не нужна, и больше часу я не задержу тебя, — сказала старуха. — Понимаешь, чго я говорю?

Двочка съ большимь затрудненіемъ выговорила: "да".

— Такъ смотри же, — продолжала старуха, усаживаясь на кучу костей, — не разсерди меня. Если не разсердишь, я тебя выпущу цлехоньку, a если… то ужъ не пеняй, я задушу тебя, какъ котенка. Отъ меня ты никуда не увернешься: могу я задушить тебя во всякое время, хоть бы лежала ты дома на своей постели. Ну, такъ теперь разсказывай: кто ты? все разсказывай, что знаешь. Ну, пошевеливайся.

Угрозы и общанія старухи, страхъ оскорбить ее, необычная въ ребенк привычка владть собой, казаться спокойною и подавлять въ себ чувства страха и надежды, — все это доставило ей возможность выполнить грозное повелніе и разсказать свою маленькую исторію такъ, какъ она ее знала. Старуха съ большимъ вииманіемъ выслушала до конца.

— Такъ тебя зовутъ Домби? А? — спросила м-съ Браунъ.

— Точно такъ, бабушка.

— Ну, такъ слушай же, миссъ Домби, — ирошиила добрая бабушка, — мн нужно твое платье, твоя шляпка и твои дв юбки, и все, безъ чего ты можешь обойтись. Ну! Раздвайся.

Флоренса, обративъ испуганные глазки на ужасную старуху, съ возможной скоростью начала дрожщими руками исполнять ея приказь. Когда она скинула съ себя вс эти наряды, м-съ Браунъ внимательно ихъ осмотрла, и, по-видимому, осталась совершенно довольною добротой и высокой цнностью матерій.

— Ум-мъ! — прохрипла старая вдьма, устремивь сверкающіе зрачки на блдіюе лицо своей жертвы. — Больше ничего не видать на теб кром башмаковъ. Давай сюда башмаки.

Флоренса проворно скинула башмаки, надясь этой готовностью угодить м-съ Браунь. Тогда старуха начала рыться въ куч лохмотьевъ и черезъ нсколько минутъ вытащила оттуда какое-то грязное платьице, старый истасканный салопъ съ разнокалиборными заплатами и безчисленными прорхами по бокамъ, и гадкую испачканную тряпицу, суррогатъ женской шляпы, вытащенный, вроятно, изъ помойной ямы или навозной кучи. Она приказала Флоренс одваться, и бдная двочка, надясь на скорое освобожденіе, поспшно стала напяливать на себя эти лохмотья.

Надвая гадкую шапку, похожую боле на какое-то изорванное сдло, чмъ на женскій головной уборъ, Флоренса второпяхъ запуталась въ своихъ роскошныхъ волосахъ и долго не могла приладить этой тряпки къ своей голов. М-съ Браунъ схватила огромныя ножницы и вдругь пришла въ неописанное изумленіе, при взгляд на свою жертву.

— Зачмъ ты не оставила меня въ поко, — закричала старуха, — когда я была довольна? Глупая двчонка!

— Прости меня. Я не знаю, что я сдлала, — лепетала Флоренса. — Я не виновата.